Читать книгу "В класс пришел приемный ребенок - Людмила Петрановская"

8. «Детей из детдома берут только те, у кого своих нет»

То есть приемный ребенок понимается как последняя возможность для людей, которым «правильным» способом стать родителями не удалось. На самом деле это совсем не так. В мировой практике большинство приемных родителей – люди, уже имеющие детей, в практике российских профессиональных служб по семейному устройству детей их примерно 50 %.

Этот миф заставляет воспринимать приемную семью как «ущербную», что подталкивает родителей к сокрытию «неправильного» происхождения своего ребенка, соблюдению тайны усыновления. В результате нарушаются отношения внутри семьи, наносится дополнительная травма супругу, с которым связана бездетность пары. Как только ребенок доставляет неприятности, этот супруг чувствует себя особенно виноватым («родной ребенок так бы не сделал»), что, конечно, не добавляет ему уверенности и способности справляться с трудным поведением ребенка. Таким образом, получается самоподтверждающийся прогноз: исходя из предпосылки, что приемный ребенок – это «суррогат», у которым по определению «все не то», сами приемные родители вольно или невольно ведут себя так, что проблемы ребенка усугубляются, и в результате действительно получается «не то».

Миф этот вреден еще и тем, что мешает семьям, имеющим детей, задуматься о принятии ребенка, ведь это «только для бездетных». Между тем именно они могли бы стать прекрасными приемными родителями, поскольку опыт позволит им меньше беспокоиться и получать больше радости от общения с ребенком.

В мире все больше крепнет убеждение, что брать детей в семью – нормально, в этом нет ничего особенного (ни постыдного, ни героического), это обычное человеческое дело. Именно в тех странах, где так считают, детских домов нет и в помине.

9. «Никто не должен знать!»

Речь идет о пресловутой тайне усыновления. Этот стереотип даже закреплен законодательно. За этой нормой закона стоит, по сути, уверенность, что, если гражданам строго не запретить, они буквально затравят сироту и его приемную семью (которая опять же видится как ущербная). А также убеждение, что не знать о своем реальном происхождении для ребенка – благо. Ни первое, ни второе не подтверждается мировым опытом. Не случайно такой законодательной нормы нет почти нигде. Для защиты интересов ребенка вполне достаточно соблюдения профессиональных этических норм, среди которых – неразглашение информации всеми специалистами, имеющими отношение к судьбе ребенка.

Тайна усыновления приносит намного больше страданий детям и семьям, чем гипотетические ситуации «соседи скажут», «ребята задразнят». Потому что эта тайна – бомба замедленного действия внутри самой семьи. К неискренности и напряжению между самыми близкими людьми ребенок гораздо более восприимчив, чем к предполагаемой агрессии, пусть даже грубой, со стороны посторонних. При выяснении правды – а это происходит почти всегда – главной травмой для ребенка оказывается не то, что он не родной, а то, что ему столько лет лгали. Сокрытие от самого ребенка истины о его прошлом есть не что иное, как нарушение его прав, а вовсе не защита его интересов, и дети это прекрасно понимают.

10. «Никаких кровных родственников, лучший вариант – круглая сирота»

Как показывает опыт работы, дети, не имевшие вообще никакого опыта жизни в семье, пусть и не самой благополучной, – наиболее пострадавшие. Ребенку, у которого нет никого на свете, почти невозможно преодолеть всепоглощающее чувство тревоги, а это очень мешает его развитию. Опыт семейной жизни, наличие родственников, воспоминания о прошлом в родительском доме являются ресурсом для ребенка, его опорой и залогом более успешного развития. Самые «легкие» приемные дети – те, кто сохраняют близкие, хорошие отношения с кем-то из кровной семьи, к кому-то привязаны, знают, что у них есть кто-то родной.

Если речь идет о ребенке, который совсем маленьким потерял связь с кровными родителями, в подростковом возрасте для него может стать важным хотя бы попытаться эту связь восстановить. Если приемные родители не препятствуют его попыткам найти родителей или встретиться с родственниками (при условии безопасности для жизни и здоровья ребенка), поддерживают его в таком стремлении, это очень хорошо сказывается на их отношениях с ребенком и на его развитии. Он становится более спокойным, открытым, более реалистично и ответственно подходит к планированию собственного будущего (в том числе и за счет утраты иллюзий «А на самом деле моя мама – кинозвезда, просто я потерялся»).

11. «Лучше взять очень маленького, тогда будет как свой»

Стремление взять маленького ребенка может быть вполне оправданным: например, пара, никогда не имевшая детей, хочет насладиться всеми этапами родительства, «понянчиться». К тому же маленьких очень жалко, их хочется поскорее забрать из казенного дома.

Но в целом стереотип «только маленького» – один из самых вредных для семейного устройства. Детей старше 5-6 лет это предубеждение обрекает на жизнь в казенном учреждении. К семи годам ребенок, которого переводят из дошкольного детдома в интернат, уже вполне осознает, что у него шансов нет и за ним никогда не придут. Неужели его меньше жалко, чем младенца?

Между тем тысячи семей и детей, вышедших из младенческого возраста, могут найти друг друга и быть счастливыми. Кроме того, есть категории потенциальных приемных родителей (например, люди предпенсионного возраста или семьи с маленькими детьми), которым не стоит брать в семью младенца, но они бы замечательно справились с воспитанием младшего школьника или подростка.

Опыт показывает, что возраст ребенка (как и пол) – далеко не самая важная характеристика, определяющая успешность его устройства в семью. Трехлетний ребенок с опытом тяжелой эмоциональной депривации, с рождения живущий в казенном учреждении, может быть гораздо более проблемным, чем десятилетний, живший в семье, которая постепенно спивалась, но вместе с тем как-то любила и заботилась.

12. «Полюбить, как родного»

Полюбить приемного ребенка так же сильно и безусловно, как любят родных детей, – это замечательно, разве не за этим и берут его в семью? Проблемой этот миф становится тогда, когда за ним прячется осознанное или не очень желание приемных родителей «присвоить» ребенка, дать ему другую фамилию, имя, стереть из его памяти прошлое, прервать все связи, относящееся к другой семье, словом, «забыть», что ребенок приемный. Ребенок без опыта, без других привязанностей, без воспоминаний кажется очень удобным для признания «совсем родным». «Присвоение» ребенка является, по опыту, одной из главных причин неудач и даже трагедий приемных семей. Убедив себя, что ребенок «совсем как родной», родители становятся менее терпимы ко всему, в чем ребенок не похож на них самих или на их ожидания. При этом они все равно помнят, что он не родной, а «как» родной, и ведут себя неуверенно, тревожно. Когда он становится подростком, родители оказываются беспомощны перед его кризисом идентичности, боятся его отделения от семьи. Они отрицают право ребенка на знание своих корней, на интерес к своему происхождению, воспринимают такой интерес как предательство, неблагодарность, в результате отношения с подростком портятся окончательно. Те семьи, в которых ребенок открыто осознается как приемный (при этом любимый, близкий, дорогой), чувствуют себя гораздо спокойнее и все у них складывается лучше.