Читать книгу "Цусимский синдром - Станислав Смакотин"

– Дистанция давно поменялась, куда лупите?.. Двадцать три! Два-дцать… Три!!! – Он гневно срывает фуражку, стуча ею о колено.

В этот момент кормовая башня, выбросив облако дыма, вновь заставляет вздрогнуть палубу. Проследив всплеск от выстрела, Прохоров хватается за голову, вновь кубарем скатываясь вниз.

– «Александр» отлично кладет… Кучно, прямо вокруг щита! – восхищаются рядом. – Мы же – как обычно… Кто в лес, кто по дрова!

– Да уж… – поддерживают его. – Как в Нуси-Бе…

– А что в Нуси-Бе?.. Последняя стрельба была вполне…

Стрельбы длятся около двух часов, в течение которых я нахожусь на заднем мостике. С высоты дышащий огнем броненосец выглядит великолепно: две главные башни развернуты в сторону мишеней, борт то и дело окутывает дым от выстрелов среднего калибра… Выглядит все это грандиозно и впечатляюще: застыв на месте, словно мальчишка, я не могу отвести глаз от величественного зрелища, какого не увидишь ни в каком кино, и уж тем более в реальности… Для моих современников – это уж точно. Позавидовал бы любой историк, чего уж там говорить о цусимских форумчанах… Многое бы отдали за такое!

Наблюдаю за работой огромного механизма, и мне не верится, что такая мощь может пойти на дно… Это что такое должно в него попадать, чтобы вывести такого гиганта в броне из строя? Напалм?.. Ядерная боеголовка? Неужели действие шимозы столь разрушительно?

Совершив несколько маневров и дав пострелять обоим бортам, стараясь не удаляться от мишени, «Суворов» наконец прекратил огонь.

Итоги громко оглашает Прохоров, делавший пометки в большом блокноте: за время стрельб броненосец успел сделать восемь выстрелов из главных орудий и тридцать из шестидюймовых. Подсчет более мелкого калибра не велся, но даже я, посторонний, могу с уверенностью сказать, что из самого малого произвели не меньше сотни.

Да! Как там со щитом? Попали хоть разок?..

Когда через полчаса поднимают мишень, над мостиком повисает угрюмая тишина. А что такое?

– Ни царапины! – мрачно подводит итог общему настроению Прохоров. – М-да…

Час спустя корабль стопорит машины. К «Суворову», немилосердно чадя, подваливает неказистый однотрубный пароходик. Явно гражданский – длинный вытянутый корпус, одинокая труба. Желтая, кстати. На палубе ни одного орудия. С интересом наблюдаю с борта за его маневрами: это что еще за чудо? Откуда взялось? Транспорт? Начинает темнеть, однако различаю на борту надпись: «Ливония». Что еще за «Ливония» такая? Не помню!

Скрип носовой лебедки и ругань на носу заставляют меня насторожиться. Заметно, как спускают баркас… И не один… Что такое? Прохожу вдоль борта, поднимаюсь по трапу, чтобы рассмотреть получше.

На баке собрана группа матросов – человек сто. Как раз в этот момент старший офицер дает вводные целеуказания:

– Первая партия… – показывает на левую шеренгу, – на разгрузку ахтерлюков, вторая снимает баркасы и левый катер. По разгрузке ахтерлюка: Петр Илларионович… – Из-за спины Македонского появляется полный офицер в годах. С ним тоже успел познакомиться – ревизор «Суворова», Орнатов. Что-то вроде прапора по-нашему, только в лейтенантских погонах. – Прошу вас!.. – Македонский делает шаг в сторону. – Остальной команде лезть на ростры, снимать баркасы… За мной! – Старший офицер решительно шагает вдоль борта, уводя за собой треть работяг.

Ахтерлюк – это продуктовый склад? Не слыхал… Корабельный ревизор подтверждает догадки, деловито извлекая из кителя тетрадку:

– Грузим лишь продукты, на которые укажу я сам… Выстраиваемся цепью, передаем из рук в руки. И… Если чего недосчитаюсь!.. – грозит кулаком оставшимся. – Шкуру спущу, лично! Будете разговаривать с адмиралом! Пошли!..

Интересно… Сколько может вместить такая посудина? Не весь же «Суворов»?..

Я с любопытством перемещаюсь к месту событий, разглядывая пароход. Однако, похоже, глубина трюмов «Ливонии» безгранична: из чрева броненосца начинает выноситься бесконечное количество ящиков, мешков и огромных кулей. Матросы вытаскивают из люков почти цельные вяленые коровьи туши и огромные емкости с непонятным содержимым… Четыре баркаса едва успевают сновать туда-обратно, в спешке разгружаясь и вновь возвращаясь. Транспорт бесстрастно принимает добро, не напрягаясь при этом ничуть.

Другая команда под руководством нескольких офицеров дружно спускает на воду шлюпки, поочередно исчезающие за дальним бортом пароходика. Вскоре из плавсредств броненосца остается один паровой катер с четверкой баркасов. Покончив с гребными судами, команда старшего офицера хищно расползается по кораблю, сея хаос и разрушения: из кают вытаскиваются куски обшивки и доски, которые немилосердно летят за борт. Другая часть муравейника пашет внутри броненосца, неумолимо спуская мебель в трюм. Я становлюсь свидетелем забавной сцены: высокая фигура, лица в темноте не разглядеть, подбегает к Македонскому.

– Андрей Павлович, помилуйте… – негодует он. – Шкаф, шкаф-то зачем? Вещи мне складировать – на полу?..

– Приказ его превосходительства, Константин Константинович… – разводит руками тот. – Вам ли не знать? Сами вчера подписывали… Вещи же, кроме необходимых, приказано сдать в шкиперскую… – Македонский понижает голос, но я все же улавливаю. – Я и сам не во всем согласен, а что делать?..

Фигура понуро выходит на свет, и я узнаю Клапье де Колонга.

Грохот с руганью на корме заставляет меня отвлечься. Что там у вас?.. Ага, так и знал: четверо матросов, используя в процессе производственную речь, с трудом вытаскивают на палубу пианино. То самое, кают-компанейское. Тащат его вручную и в корне неправильно. Грохнут ведь! А инструмент-то старинный… Кто таскал – тот поймет! Моя бывшая подруга, к примеру, три раза меняла место жительства, будучи преподавателем фортепиано в музыкалке. И селилась она далеко не в подвалах… Да, Леночка? Спина до сих пор тебя помнит, ненаглядная моя… Рекордом стал двенадцатый этаж. Потом ты мне изменила, и мы попросту расстались. И слава богу!..

Я пулей слетаю по трапу:

– А ну стойте!.. – Матросы удивленно оглядываются, ставя инструмент. – Не так! Дай сюда канат!.. – Я присаживаюсь на корточки.

Ближайший заинтересованно протягивает веревку.

– Еще один… – Я требовательно поднимаю руку. – Смотри… – пропускаю канаты под днищем. – Теперь свяжете их аккуратно и поднимайте не вчетвером, а вдвоем… – перекидываю стропы через головы грузчиков. – Вы тут ни к чему… – показываю двоим отойти. – Ну? Руками за клаву придерживайте!

Двое матросов неожиданно легко поднимают громоздкую конструкцию, почти не напрягаясь.

– И на «Ливонии» так же возьмитесь, угробите иначе!.. – кричу им вдогонку.

Эх… Все равно покалечат… Как пить дать. Леночка меня прибила бы, неси я ее заработок так коряво…

– Где это вы так наловчились, господин поручик? – Знакомый голос заставляет меня обернуться. Оказывается, за моими действиями все это время наблюдал Вырубов, стоя чуть в стороне. – Лихо это у вас, я бы не догадался… – Он с интересом провожает взглядом уносимую старину.