Читать книгу "Первый из могикан - Александр Громов"

Века полтора назад их было предостаточно – сект на основе старых, отживших верований. Чему удивляться: надави как следует на спелый помидор – обязательно брызнет. Одно лишь давимое христианство выплеснуло из себя не менее трех десятков странных и опасных религиозных вывертов, послуживших идеологической базой для всевозможных сектантских групп. Ислам не отставал. Более того, именно он, динамично приспосабливаясь к новым условиям, породил первую мессию нового времени – Зейнаб Махди. Выплывший откуда-то «неотредактированный» Коран мгновенно дополнился ворохом откровений и туманных пророчеств самой Зейнаб, окончившей свою земную жизнь мученически, как и положено мессии. Кстати сказать, для квалифицированного пророчества о мученичестве Зейнаб не требовалось большой проницательности – достаточно было заглянуть в Уголовное Уложение…

Нет, сам по себе отказ от культа Первоматери еще не преступление (будь хоть атеисткой, изредка встречаются и такие), но создание незаконной религиозной организации – это серьезно. А уж изуверские и отвратительные всякому порядочному человеку обряды – серьезно крайне!

В сущности, о зейнабистках было известно немногое, да они по понятным причинам и не собирались привлекать к себе внимание. Считалось, что они обязаны молиться по семь раз на день, отчего вынуждены в целях конспирации избегать работы в крупных коллективах. Еще считалось, что они крайне привередливы в пище, подразделяя ее на «чистую» и «нечистую» не по данным санэпиднадзора, а по каким-то своим туманным соображениям. Подозревали также, что они крадут эксменов, придирчиво выбирая среди них наиболее здоровых и красивых, и живут с ними то ли в полиандрии, то ли в свальном грехе, если только не изобрели еще какую-нибудь мерзость. Чаще всего разбросанные по всему миру ячейки секты маскировались под уединенные сельскохозяйственные фермы, иногда записанные на имя совершенно постороннего человека. Большинство сектанток и все без исключения гаремные эксмены трудились на этих фермах, никогда не покидая их пределов. Эксмены к тому и не стремились, для них разоблачение означало уничтожение без суда.

Всякому нормальному человеку такая жизнь представлялась не только скотской, но и бессмысленной. Изо дня в день, из года в год работать ради хлеба насущного, молиться, насиловать наложников – это жизнь? Чем она отличается от того несчастного прозябания, что вели прапрабабки до становления человечества на Путь Обновления? Только тем, что теперь не надо угождать образине, именуемой в те времена мужем? Тьфу! Стоило ради одного этого прабабкам городить огород, утверждая превосходство женского начала! Откуда эта мания ничтожности? Да и неизвестно еще, какие у них там отношения на фермах, кто кому на самом деле угождает…

А ведь человек звучит гордо! Эксмен – нет. Ему отказано в праве именоваться человеком. Его господство едва не привело цивилизацию к гибели. Удивительно, сколь недальновидны были люди, доверившие этому ущербному подвиду хомо сапиенсов реальную власть. К сожалению, совсем без ущербного подвида не обойтись, и по законам животной биологии ущербным рождается половина потомства, но это временно. Человек и сам пока еще молод как вид и не вполне совершенен. Но придет время его подлинного взлета, и тогда-то он уж точно научится обходиться без эксменов! Ну и, разумеется, исчезнут без следа все до одной вредоносные секты, в чем им следует помочь решительно и без сантиментов.

Ольге было непонятно только одно: почему гадючьи гнезда зейнабисток не раздавили раньше? Почему приказ о проведении серии операций был отдан только теперь, когда секта открыто отказалась повиноваться? Почему на территории Славянской Федерации за последние лет десять не состоялось ни одного громкого судебного процесса над сектантками? Ведь только дурочка может вообразить, будто о местонахождении штаб-квартир запрещенных сект давным-давно не было прекрасно известно тем, кому по долгу службы надлежит этим интересоваться. Неужели сектанток щадили только потому, что их пропаганда не слишком бросалась в глаза? Так это не ответ. Прополку надо начинать задолго до того, как репьи на грядках вымахают выше головы. Конечно, лучше поздно, чем никогда, но четвертая операция за двое суток – это многовато…

Более всего родной отряд полиции напоминал Ольге листок, подхваченный ураганным ветром. Уже третью неделю она не могла найти время, чтобы заскочить домой. Надеялась успеть повидаться с мамой на эвакопункте перед отправкой – и нате вам, даже это не удалось. Пришлось ограничиться кратким разговором по телефону. Почти на бегу.

Министерство порядка действительно подчинили Департаменту федеральной безопасности, однако серьезные кадровые пертурбации происходили где-то наверху, как погромыхивающая высоко над головой сухая гроза. В сущности, работа осталась прежней, лишь резко возросла нагрузка и необычайно участились спецоперации. Плюнув на контингент, штатные психологи перешли исключительно на работу с личным составом, валящимся без сил и задних ног. Тормошили клюющих носом, чуть ли не силой гнали их к сексаторам – для бодрости. Ольга уже забыла, когда в последний раз спала более трех часов кряду.

Несмотря на призывы телевидения не стервенить полицию, число уличных инцидентов росло лавинообразно. Грабежи и мародерство стали нормой. Редко кого удавалось поймать – неплохо телепортирующие преступницы, как правило, успевали скрыться. Помощницы из добровольческих подразделений по недостатку опыта годились пока только в оцепление, да и то под строгим присмотром – очень были эмоциональны. Объявление военного положения взамен чрезвычайного, свирепые облавы, полученное полицией право уничтожать преступников на месте улучшили положение ненамного и ненадолго. Денежный курс окончательно рухнул. Борьба с черным рынком отмечалась ежедневными победами и общим поражением. В беснующиеся толпы, открыто грабящие магазины, приходилось стрелять отнюдь не пластиковыми пулями. Вроде опыляемой мухами вонючей раффлезии, пышным цветом расцвели всевозможные притоны. Чрезвычайно умножилось поголовье нелицензированных гадалок, сулящих доверчивым гарантированное спасение и прочую чушь несусветную. Многие впали в астроложство, иные брались гадать по пяткам, пупам, порам на носу и экскрементам. Что творилось вокруг эвакопунктов, где по спискам собирали людей для отправки в эваколагеря и далее в убежища, не поддавалось описанию.

Были и такие, кто от большого ума не верил ни в сон, ни в чох, ни в вороний грай, а уж меньше всего в космическую агрессию. По их мнению, правительство затеяло грандиозную дезинформацию с целью скрыть собственные злоупотребления, из-за которых-де и уровень жизни упал, и экология пострадала, и эксмены распоясались. Прошло несколько митингов и шествий. На них не обращали внимания, пока они не мешали уличному движению, а когда начинали мешать, для их разгона обычно хватало одного водомета – по крайней мере в Москве, где в марте еще довольно прохладно. Как обстоит дело с этими высоколобыми кретинками где-нибудь в жарком Сингапуре, Ольга не интересовалась. Кроме того, в последние дни «партия скептиков» заметно попритихла. Похоже, уличные крикуньи осознали, что тотальное разрушение материальной базы цивилизации – несуразно большая цена за ошибки правительства. Ошибки и злоупотребления, какими бы они ни были, можно прикрыть и проще. Для этого нет нужды взрывать небоскребы, мосты и плотины, топить корабли, прятать в глубоких шахтах культурные ценности и насыпать над египетскими пирамидами холмы песка, имитируя дюны. Из пушки не бьют по воробьям, а уж по комарам тем паче.