Читать книгу "В Магеллании - Жюль Верн"

Прежде всего Кау-джер осмотрел остров. Как мы уже знаем, его центральная часть была занята плодородными землями, которые с первого же года могли давать отличные урожаи. С севера полуостров Харди был окаймлен цепью холмов, заросших густым лесом и служивших естественной преградой на пути злых ветров и масс очень холодного воздуха.

Плодородные почвы справедливо распределили между всеми поселенцами и отдали им в личную собственность. Не было и мысли об организации коллективных землевладений. Каждая семья владела своей долей, и продукты труда семьи принадлежали только ей; сообщество не могло на них претендовать.

— Видите ли, Кау-джер, — рассуждал Том Ленд, когда они в очередной раз делали обход побережья от Ложного Горна до мыса Ру, — если я откладываю заработанные деньги, то не для того, чтобы мой сосед, проевший свои, еще бы и выпил за мой счет! То, что я заработал, и то, что я сэкономил, должно принадлежать мне, иначе я брошу работать и пойду побираться. Те, кто со мной не согласны, ничего не понимают в практичности и справедливости; таких, по-моему, надо запирать в трюме!

После раздела территорий между Магелланией и Патагонией республики по-разному подошли к обустройству своих земель. Аргентинские чиновники, плохо знавшие эти края, отдавали в концессию огромные участки, раскинувшиеся на десять-двенадцать лье; когда же речь шла о лесах, где на один гектар приходилось до четырех тысяч стволов, легко вообразить, сколько надо было времени на их разработку, чтобы производить по двести тысяч кубических футов древесины в год. Пахотные земли и пастбища, слишком щедро разбазаренные, требовали привлечения огромного количества рабочей силы и инвентаря. Но и это еще не все. Буэнос-Айрес поставил аргентинских колонистов в невыгодное финансовое положение: сначала товар необходимо было привезти на таможню, которая находилась в полутора тысячах миль от Магеллании, и только после этого составлялась таможенная декларация. Времени на это уходило очень много — корабль возвращался домой лишь спустя полгода. При этом надо было платить пошлины за каждый день хранения груза в порту! Вот и получилось, что — как говорили экономисты — Буэнос-Айресу иметь дело с Огненной Землей было столь же трудно, как с Китаем и Японией.

Совсем по-другому действовало чилийское правительство. Все началось, как мы знаем, с образования города Пунта-Аренас, порт которого был объявлен свободным. Из разных стран потянулись сюда корабли с наилучшими товарами. Даже товары из аргентинской Магеллании стекались в Пунта-Аренас, где английские и чилийские торговые дома открыли свои процветающие филиалы.

Все это Кау-джер хорошо знал. Странствуя по островам Магеллании, он видел, что все ее товары — продукты сельского хозяйства, охоты, рыболовства — отправлялись на продажу не в Буэнос-Айрес, а в Пунта-Аренас. Следуя примеру Чили, остельцы наделили свое поселение статусом открытого порта, что дало ему возможность развиваться, а затем стать городом, который получил название Либерия.

Можно только поражаться, что Аргентинская Республика, выстроившая на Огненной Земле, почти напротив острова Осте, по другую сторону пролива Бигл город Ушуая, не воспользовалась опытом чилийского правительства. По сравнению с Пунта-Аренасом и Либерией Ушуая влачила жалкое существование, чему способствовали ограничения, мешавшие развитию торговли, а также высокие таможенные пошлины, препоны, чинимые золотодобытчикам, безнаказанная контрабанда, пресечь которую на побережье протяженностью в семьсот километров, аргентинские власти были просто не в состоянии.

События, происходившие на Осте, независимость, дарованная острову чилийским правительством, непрерывное процветание колонии под твердым управлением Кау-джера — все это привлекало внимание промышленников и коммерсантов. Сюда стали прибывать новые колонисты, которым весьма либерально, на льготных условиях, предоставляли землю. Очень скоро стало известно, что леса на острове богаты породами, дающими древесину более высокого качества, чем в Европе; промышленники стали получать прибыль в пятнадцать-двадцать процентов, что вызвало строительство лесопилен и заметно активизировало выгодную отрасль. Находились люди, которые покупали землю под сельскохозяйственные угодья по тысяче пиастров за квадратное лье, и вскоре поголовье скота на островных пастбищах достигло нескольких тысяч.

Население быстро увеличивалось. К нескольким сотням переживших кораблекрушение «Джонатана» прибавилось почти столько же эмигрантов с запада Соединенных Штатов, из Чили и Аргентины. Через два года после провозглашения независимости Либерия насчитывала две тысячи душ, а на всем острове проживало уже около трех тысяч жителей.

Естественно, в Либерии часто играли свадьбы. Все гражданские акты регистрировались в мэрии, которая приютила под своей крышей различные административные учреждения, в том числе и службу безопасности, во главе которой Кау-джер поставил боцмана Тома Ленда. И лучшей кандидатуры на этот пост просто не было.

Среди свадеб, отмеченных с относительной пышностью, надо назвать торжества Марка и Кларри Родс. Молодой человек женился на дочери весьма преуспевающего владельца лесопильни, а девушка вышла замуж за молодого врача из Сан-Франциско, который приехал в Либерию по приглашению самого Кау-джера. Другие брачные союзы скрепили связи между главными семействами островитян.

Во время летнего сезона порт Либерии принимал множество кораблей. Каботажные суда не только заходили в Либерию, но и обслуживали возникшие на побережье фактории и конторы, в частности в окрестностях мыса Ру и и на северном побережье, омываемом проливом Бигл. Большинство кораблей приходило с Фолклендских островов, торговля с которыми расширялась из года в год.

Прибывали не только английские корабли, приписанные к атлантическим владениям британской короны. Парусники и пароходы шли из Вальпараисо, Буэнос-Айреса, Монтевидео, Рио-де-Жанейро, и во всех проливчиках, соседствующих с заливом Нассау и проливом Дарвина, полоскались по ветру норвежские, датские и американские флаги.

Мореплаватели были в основном рыбаками; издавна в этих краях им постоянно везло. Само собой разумеется, рыболовство строго регламентировалось запретами Кау-джера. В самом деле, нельзя же было допустить, чтобы чрезмерные уловы привели в короткий срок к уничтожению или исчезновению морских животных, с такой охотой появляющихся у этих берегов. Не только привлеченные на остров Осте туземцы (якана, рыбники или огнеземельцы) рьяно занимались этим ремеслом; в проходах и заливах Магеллании можно было видеть профессиональных зверобоев, людей разного происхождения, авантюристов всех мастей, безродный сброд, с которыми Том Ленд не смог бы справиться, если бы не взялся за дело по-военному решительно. Впрочем, теперь-то охотники оказались в лучших, чем прежде, условиях. Исчезли скудно снаряженные экспедиции, когда люди часто оказывались на каком-либо необитаемом острове или гибли от измождения и невзгод. Теперь они могли сбывать свою добычу, не ожидая долгие месяцы прибытия судна, которое, случалось, и не приходило. Впрочем, способ убийства мирных ластоногих ничуть не изменился. Нет ничего проще, как «наносить удары палкой» — saliradarunapaliza, как говорят испанцы, потому что иного оружия против этих несчастных животных не употребляют.