Читать книгу "Время дикой орхидеи - Николь Фосселер"

– Если сделать все, что нужно для его обновления, это встанет как два новых дома. – Он вздохнул. – Я очень ценю твоего отца, но мне с ним тесновато жить под одной крышей, если это надолго. Дом и без того маловат. А теперь, когда мальчики подрастают…

Его ладонь просунулась ей под мышку и легла на ее живот, нежно его поглаживая.

– Я хочу, чтобы у нас еще были дети, – шепнул он ей на ухо. – И лучше сегодня, чем завтра.

Георгина кусала губу. От повитухи Бетари она усвоила, что бывают особо плодовитые дни, а бывают бесплодные, на которые она и старалась ориентироваться, дополнительно предохраняясь при помощи трав. Она не хотела больше детей, пока нет. Не сейчас, когда Дэвид хоть и вырос из пеленок, но оба мальчика просто одержимы жаждой познания и начали отважно исследовать мир всеми своими пятью чувствами, подбивая друг друга на все более смелые приключения в саду.

Георгина высвободилась из его объятий и сделала пару шагов – на землю, которая не давала ей опоры, будто уходя у нее из-под ног под воду.

Под воду реки, заколдованной и текущей по ту сторону времени.

Она глубоко вздохнула и вытерла слезы, прежде чем повернуться.

– Почему ты хочешь обосноваться здесь? Ведь ты все время сомневался, есть ли будущее у Сингапура?

Он сунул руки в карманы брюк:

– Я изменил свое мнение. – Глаза его обратились вдаль, поблескивая холодным блеском. – Если де Лессепсу и впрямь удастся прорыть этот канал в Египте… Я знаю, коммерсанты вроде твоего отца говорят, что такой канал подорвет нам всю торговлю в Индии. Но я не могу себе этого представить. Морские пути в Европу и обратно станут благодаря этому короче, да еще к тому же с пароходами, которых становится все больше, а сами они становятся все быстрее. Гораздо больше я верю в то, что торговля от этого только выиграет. И как раз торговля в Индии. И Сингапур… – Довольная улыбка заиграла на его губах: – Сингапур и от природы щедро одарен. С его-то положением на карте мира. С его естественными портами, его защищенными площадями якорной стоянки. Тут с ним не сравнится ни Пенанг, ни Малакка. Если мы с умом воспользуемся этим подарком природы, с оглядкой и дальновидностью, с техническим прогрессом… То Сингапур может стать еще гораздо больше. Гораздо богаче. – Улыбка его стала шире. – За это время я убедился: лучшее у Сингапура еще впереди.

Георгина невольно ответила на его улыбку; ей нравилось, когда он говорил с ней о делах фирмы. О том, что составляло его будни. Что его при этом занимало, о чем он думал.

В его улыбке появилось что-то нетвердое, неуверенное.

– Разве это не то, что тебе больше всего по сердцу? Остаться в Сингапуре? Навсегда?

Георгина кивнула.

Пол поднял плечи – жестом бессилия.

– Тогда почему не здесь? Не на Орчерд-роуд? Ты ведь наверняка заметила, какой короткой была дорога сюда. Ты могла бы в любой момент поехать в Л’Эспуар хоть в экипаже, хоть верхом и быть там сколько угодно. И как угодно часто.

Взгляд Георгины скользил по рядам деревьев, они бесконечно повторялись, как в зеркальном кабинете.

– Здесь… здесь нет воды, – запнувшись, прошептала она.

Пол указал куда-то за ее спину:

– На другой стороне улицы, там, дальше, протекает канал, который круглый год дает достаточное количество свежей воды. Здесь нам не придется бояться, что в засушливое время будет ее нехватка, как это бывает в других городских районах города. Как раз ради детей. По правде говоря, здесь даже слишком много воды. Нам придется думать о дренаже почвы.

Он с усилием надавил ступней на землю.

– Я не об этом. – Под испытующим взглядом Пола ей было трудно подобрать слова. – Здесь… здесь нет моря.

Он посмотрел на нее долгим взглядом:

– Я… тебя… не понимаю. Ты хоть знаешь, какой несчастный у тебя бывает вид, когда ты смотришь на море? Ты кажешься такой грустной, когда волны накатывают особенно сильно и слышны во всем доме? Я думал, для тебя было бы облегчением больше не иметь море у себя под дверью.

Георгина и сама не понимала себя. Она не могла простить морю, что оно отняло у нее Рахарио, и все-таки для нее было непредставимо, что моря больше не будет так близко, как в Л’Эспуаре. Она выросла в пении волн, с момента рождения окутанная им как голосом матери.

Невидимая связь прочно привязывала ее к Л’Эспуару. Причем всегда, еще до того, как она впервые встретила Рахарио.

– Я тебя действительно не понимаю, – продолжал Пол тише, но с неумолимой серьезностью в голосе. – Всякий раз, когда я хочу начать строить нашу общую жизнь, ты уклоняешься. Например, когда я спрашиваю, а где мальчики пойдут в школу. Когда я говорю тебе, что хотел бы еще детей. Когда я пытаюсь свести тебя с людьми, которые для меня важны. Ты улыбаешься и беседуешь с ними. Но меня не оставляет чувство, что ты при этом отсутствуешь. Тебе никогда не приходит в голову мысль ответить им встречным приглашением или по собственной инициативе пойти к кому-то.

Георгина пристыженно опустила голову. Это было ее больное место, с незапамятных времен. Ей никогда не удавалось выстроить длительные отношения или завязать дружбу. Люди всегда оставались ей чужими. Обширная и прочно укорененная в Сингапуре семья покойного португальского консула и торговца Хозе д’Альмеда. Семейства Лиски, Робб, Нэпиер, Пикеринг и Тейлор. Даже Оксли. Хотя она была почти одного возраста с Изабеллой Оксли, их разделяли целые миры. Пропасть, преодолеть которую Георгина не могла никогда.

Как будто после возвращения из Англии она слишком долго жила в мире Рахарио, чтобы после этого снова найти дорогу в собственный мир.

Еще больше осложняло задачу, что европейцы, прибывающие в Сингапур, были почти исключительно мужчины, никогда не оставались надолго и в какой-то момент снова уезжали навсегда. Баттерворты покинули Сингапур в позапрошлом году, Оксли тоже поговаривали, чтобы после тридцати лет, проведенных здесь, снова вернуться в Англию. А те, что приезжали, привозили с собой другой взгляд, другие представления о жизни в тропиках. Здесь хотели жить так же, как дома, если не были заняты лишь тем, что гребли деньги лопатой, а это значило: оставаться среди своих. Персонал был всего лишь обслугой, и даже если из коммерческих интересов общаешься с китайскими тауке, с малайцами и индийцами, то все равно в остальное время предпочитаешь таких же, как ты сам. В недавно учрежденном крокетном клубе, например, а немцы – в своем клубе «Тевтония».

А город непрерывно менялся; правда, отчетливо почувствовать это могли лишь те, кто – как Георгина – родился здесь. Сингапур приобрел на своей поверхности тонкую, гладкую и прочную скорлупу, которая блестела, как фасады из чунама, и была такая же белая.

Будучи рядом с Полом, она научилась играть свою социальную роль, которую, однако, сразу слагала с себя, как только оказывалась дома, снимала вечерний наряд и переодевалась в саронг и кебайю. И снова становилась самой собой, тихая и погруженная в себя, довольствуясь в собственном мирке тем, что читала письма от тети Стеллы и от Мэйси, которая тоже вышла замуж и стала матерью, и писала на них ответы.