Читать книгу "Карточный домик - Майкл Доббс"

– Я не знал, что ты здесь, – удивился он.

– Меня здесь нет – во всяком случае, я скоро ухожу, – ответила Сторин сквозь сжатые зубы и встала.

Краевски смущенно переминался с ноги на ногу и оглядывался по сторонам, чтобы убедиться, что они одни.

– Послушай, Мэтти, – заговорил он неуверенным тоном, – я дюжину раз собирался тебе позвонить после событий прошлой недели, но…

– Но что? – резко спросила женщина.

– Наверное, я боялся, что не смогу найти подходящих слов, чтобы ты не откусила мне голову, – тихо проговорил ее коллега.

– И был прав!

Тем не менее голос обиженной журналистки изменился – он стал мягче, когда она поняла, до какой степени лишилась чувства юмора.

Заместитель редактора ни в чем не виноват – так почему же она вымещает на нем свою ярость? Неужели все дело в том, что он рядом и его можно лягать? Джонни заслужил лучшего отношения.

С тех пор, как два года назад умерла его жена, Краевски утратил существенную часть уверенности в себе, как в отношениях с женщинами, так и в профессиональном смысле. Он сумел выжить на своей тяжелой работе только благодаря не вызывавшему сомнений таланту, но в том, что касалось личной жизни, уверенность возвращалась к нему медленно, проникая сквозь защитный панцирь, который создала вокруг него боль, и постепенно разрушая его.

Многие женщины пытались привлечь его внимание – он был высоким мужчиной с красивыми темными волосами и глубокими печальными глазами. Однако Джону требовалось нечто большее, чем их жалость, и он очень медленно начал понимать, что ему нужна Мэтти. Сначала Краевски не позволял себе выказывать к ней интерес, демонстрируя только уважение к коллеге с отличными профессиональными качествами. Но постепенно он начал чувствовать себя все более расслабленно, когда они со Сторин проводили вместе время в офисе за бесконечными чашками кофе из кофеварки. В его пустую жизнь возвращалось возбуждение охотника, помогавшее ему мириться с острым языком той девушки. А теперь он почувствовал, что ее настроение изменилось и она стала мягче.

– Может быть, нам стоит поговорить о том, что случилось, Мэтти? Но не здесь, не в офисе. Скажем, за ужином? Подальше отсюда? – Он сделал раздраженный жест в сторону письменного стола редактора.

– Ты придумал повод за мной приударить? – В уголках губ корреспондентки появились первые намеки на улыбку.

– А мне нужен повод?..

Мэтти схватила сумку и надела ее на плечо.

– В восемь часов, – заявила она, тщетно стараясь выглядеть суровой, когда направилась мимо своего коллеги к выходу.

– Я буду! – крикнул ей вслед Джон Краевски. – Возможно, я мазохист, но я приду.

Так и случилось. Они отправились недалеко, в находившийся за углом от квартиры Мэтти на Ноттинг-Хилл бангладешский ресторанчик с большой глиняной печью. Его хозяин управлял отличной кухней в свободное время, которое оставалось у него после страстных попыток сбросить правительство у себя на родине.

Они ждали, когда им принесут тикку[28] из курицы, и Сторин сказала:

– Джонни, весь день меня переполняла ослепительная ярость. Мне кажется, я совершила серьезную ошибку. Я всем сердцем хочу быть журналисткой, хорошим репортером. В глубине души я знаю, что у меня есть все задатки для того, чтобы стать настоящим профессионалом. Но мне ничего не светит до тех пор, пока я работаю на Престона. Он совсем не то, ради чего я все бросила и приехала в Лондон, и я решила, что с меня достаточно. Я увольняюсь.

Краевски внимательно посмотрел на нее, но не стал отвечать сразу. Женщина попыталась улыбнуться, но он видел в ее глазах горечь поражения.

– Не торопись, Мэтти, пока не найдешь другую работу, – посоветовал Джон. – Ты будешь жалеть, если сейчас, когда складывается впечатление, что политический мир разваливается на части, ты окажешься не у дел.

Сторин удивленно посмотрела на него.

– Знаешь, если честно, Джонни, ты меня удивляешь. От помощника редактора я ожидала услышать страстную просьбу остаться частью команды.

– Я говорю не как заместитель редактора, Мэтти. Ты значишь для меня гораздо больше, чем просто талантливая журналистка. – Между ними повисло короткое, смущенное, очень английское молчание, во время которого Краевски старательно разламывал на две части большую лепешку. – Я прекрасно понимаю, что ты чувствуешь, потому что и сам чувствую то же самое. – В его голосе появилась горечь.

– Ты тоже подумываешь о том, чтобы уйти? – удивленно проговорила девушка.

В темных глазах ее собеседника снова появилось печальное выражение, но скорее от гнева, а не от жалости к себе.

– Я работаю в газете восемь лет. И раньше, до появления Престона, это была отличная газета, которой я гордился. То, что они сделали с тобой и что делают со всеми нами, по моим представлениям не имеет никакого отношения к журналистике. – Он откусил кусок теплой, приправленной специями лепешки, обдумывая следующие слова. – Будучи заместителем главного редактора, я несу ответственность за то, что печатает газета. Возможно, я не должен тебе рассказывать, что произошло в тот вечер, но я это сделаю, потому что больше не могу выносить ответственности за то, что сейчас происходит. Мэтти, ты хочешь знать, что случилось с твоей статьей?

Ответа на его вопрос не требовалось. Журналистам принесли тикку из курицы и овощное карри с сильно приправленными специями блюдами, занявшими все пространство на крошечном столике, но ни один из них даже не притронулся к еде.

– В ту ночь в отделе новостей находилось несколько человек, а до сдачи утреннего номера оставалось совсем немного времени, – стал рассказывать Джон. – Тихий вечер, новостей особых нет. И тут секретарша Грева крикнула с другого конца коридора, что ему кто-то звонит, и он скрылся в своем кабинете. Через десять минут шеф вернулся в невероятном возбуждении, словно кто-то развел под его задницей огонь. «Все остановить! – закричал он. – Мы меняем первую полосу». Господи, подумал я тогда, должно быть, застрелили президента США, потому что Престон разволновался по-настоящему. А потом он попросил, чтобы твой материал вывели на один из мониторов, и заявил, что он пойдет на первой странице, но сначала нам нужно его усилить.

– Но он отказался его печатать именно из-за того, что посчитал слишком жестким! – запротестовала Мэтти.

– Именно. Но – молчи и слушай, дальше будет еще интереснее. И вот Грев стоит за спиной одного из наших репортеров, сидящего перед монитором, и диктует ему изменения. Всячески извращая твой текст, чтобы получилась направленная атака на Коллинриджа. Ты помнишь слова высокопоставленных членов правительства, на которых основана новая версия? Их придумал Престон, стоя тогда у монитора. Все до последней буквы. У него не было никаких записок, он просто диктовал из головы. Мэтти, поверь мне, тебе следует радоваться, что там нет твоего имени!