Читать книгу "Вышибая двери - Максим Цхай"

— Хи–хи, Максименхен, мой девственник, мучиться осталось недолго, это я тебе как профессионал обещаю… Мррр… Ну, ладно, теперь серьезно: если мы с Роландом сойдемся в бабках, как ты думаешь, кто будет шефом охраны в моем танцхаусе? Подумай, на то ты и вышибала, чтобы думать… Хи–хи, пока, любовь моя!

И Барбара, многозначительно глянув на меня, поковыляла к своему «мерсу». Вот, блин, зверюга…

Поживем — увидим. Барбара, хоть и правильный человек, но склонна к некоторым демонстративным эффектам и выпендрежу. Пока это только слова. И все же…

Ну, Барбара, я буду очень дорогой шеф охраны.

* * *

Итак, я ушел из «Ангара». Наконец‑то могу высвечивать свой телефон и выходить из подвозящей меня машины непосредственно у подъезда, а не за пару километров от дома.

Только теперь, месяц спустя, я почувствовал, какая тяжелая ноша упала с моих плеч вместе с обязанностями шефа охраны и в каком напряжении я был все эти два года…

Армия Бесмира существует до сих пор, но что‑то мне подсказывает, что это ненадолго. Слишком сильна конкуренция. Подросло новое поколение албанцев, молодых и голодных до халявного куска.

Дядя его смещен с должности, к власти в Косово приходит другой клан. Бесмир тут же стал неинтересен германским спецслужбам, и они перестали его прикрывать. Он срочно уехал в Чехословакию. Оставил заместителя, но кто этот человек, чем силен, не знает пока никто. Барбара ездила к Бесмиру, говорит, что дела его идут не лучшим образом. Три дискотеки уже отказались от его крыши — год назад это было немыслимо.

Словом, времена царствования Бесмира проходят.

Но долго еще будут помнить владельцы германских дискотек, как тряслись у них колени, когда возле входа останавливался шикарный лимузин и из него в сопровождении пятерых телохранителей не спеша выходил высокий, грузный, коротко стриженный человек со шрамом на щеке и золотым гербом Албании на груди. И веяло восторженно–испуганным шепотом от дверей внутрь танцхауса: «Бесмир… Сам Бесмир приехал…»

* * *

Практически одновременно с моим уходом в танцхаусе начались бои. Самые настоящие бои с вызовом полиции, угрозами и сносом кассы. Весь Монберг мигом узнал, что Макс больше не охраняет вход «Ангара». И все гопники, все подонки города снова потянулись на штурм. А куда им еще идти, если вокруг на полсотни километров ни одной дискотеки, а им тоже надо и пива попить, и девок поснимать? Оголодали за два года моего правления.

Заезжал ненадолго в «Ангар». Керим был грустный, говорил тихим голосом. Знак шефа охраны оказался ему явно велик. М–да… Я не злорадный. Нет, правда, враг, попавший в беду, уже не вызывает во мне темных чувств.

Даже те, кто был занесен мною в список благонадежных албанцев и турок, теперь устраивают такой тарарам, что Керим думает о смене профессии. Албанец Ассаим, уже отсидевший за ограбление банка и не то что не обижавший никого внутри, но даже голоса не повышавший, на следующий же день после моего ухода обматерил кассиршу, выкинул нового охранника на улицу, а Кериму пообещал оторвать башку.

Второй же охранник, афганец по прозвищу Чик–Чак, приятель Керима, после пережитого жесткача попросту отказывается работать. Они‑то небось посмеивались надо мной. Пользуясь близостью к новому шефу, захватили на халяву спокойную дискотеку. Лясы точить да мускулами играть перед девками, вот и вся работа. А Макса — в утиль, чтобы не мешался.

Видели бы они тогда свои нынешние лица. Стоят передо мной, в глаза не смотрят и гундосят, проклиная турок, албанцев, боснийцев, хорватов и весь этот хренов Монберг. Не удержавшись, я расхохотался прямо в лицо Кериму, который переминался с ноги на ногу, как нашкодивший школьник. Так‑то, вот тебе копание под меня, вот тебе детсадовские придирки, вот тебе пустое хвастовство. Вот тебе присваивание чужих славных дел. За что боролся, на то и напоролся.

Ганс хватается за голову: эти двое тюрштееров каждый раз со страху запускают толпы гопоты, которая почти два года не пыталась и нос сюда сунуть, а теперь бьет посуду и посылает персонал.

Одного жаль, искренне жаль. Та система, которую я создал и наладил, рухнула в наглых, но неумелых руках Керима, пришедшего на все готовенькое и кичившегося моими заслугами: «Все говорят, что раньше в „Ангаре“война шла, а я пришел — никакой войны, все стало спокойно». Все надо начинать сызнова. Но иначе и быть не могло. Я предупреждал шефа Керима, а он не поверил, видимо, считал, что я цену себе набиваю. Ну–ну…

Хлебни теперь по полной, как я хлебал. На чужом авторитете далеко не уедешь. Придется зарабатывать свой, а за это, Керим, платить надо. Не в моей крутости было дело. Я и драться‑то хорошо не умею. Но у меня есть твердые принципы, и любой гопник, любой бандюган в Монберге знал, что если я сказал «нет», значит «нет», и без вариантов. А кому охота из‑за закрытого входа в танцхаус биться насмерть, да еще и со стодесятикилограммовым дядькой? Хотя находились желающие, находились… Но последствия только повышали мой статус в глазах местной гопоты.

Меня не боялись, меня уважали. Простые дикие характеры ценят безрассудство. Так они понимали мое поведение. Скажи я, что, предав самого себя, не смог бы жить, — они бы все равно не поверили. А так решили, что Макс сумасшедший. Ну его, связываться еще…

А кто такой Керим для них? Пацан. Пешка. Ноль.

Ганс просил меня еще поработать, но нет, тем более уже поздно. Брат Тим нашел мне другой танцхаус, да еще какой — рок–н-ролльный! Бросили рыбу в воду, братца кролика в терновый куст, да и козла в огород вдобавок.

Не только Ганс, но и Керим просил. «Макс… я… это… может, иногда будешь чернить здесь?» Да на фиг надо! Мне и некогда теперь. «Тогда… это… можно я буду говорить албанцам, что ты не совсем ушел, а получил еще одно диско?..»

Это пожалуйста. Если поможет. Заврешься — еще на орехи получишь.

А сегодня вручили… именную благодарность от руководства танцхауса. И Роланд печать приложил. Случай для танцхаусов небывалый. Вот это да. Вот за это действительно спасибо. Мне ведь много не надо. За человеческое, от души, — горы сверну. Конечно, руководство «Ангара» немного лишку хватило, но документ есть документ! Был бы старше лет на пятнадцать, точно бы прослезился.

Прощай, «Ангар»! Хороших тюрштееров тебе.

* * *

Так нравился в детстве этот фильм… Особенно финал. Гости Мэри Поппинс садятся на карусель, а там их встречают дети, которыми они когда‑то были… И я, десятилетний, круглоголовый, толстый мальчишка, хотел вот так сесть на карусель и встретить себя, взрослого, уже пожилого дядьку, лет тридцати пяти, например. Я хотел себя представить и не мог…

Теперь я и есть этот дядька.

Тот я был бы в восторге, конечно. Подъезжает на тяжелом мотоцикле здоровенный длинноволосый мужик с серьгой в ухе, садится на коняшку и давай рассказывать про головокружительные приключения, про друзей, врагов, опасности и победы. Про любовь прекрасных женщин. «Ты будешь главным вышибалой в немецком городке, и враги твои будут тебя уважать и бояться». — «В немецком?!!» — «А то». — «Ты женат?» — «Уже разведен…» — «А она была красивая?» — «Очень». — «Тогда почему…» — «У тебя красавиц будет столько…» — «Не может быть! Палеевской я совсем не нравлюсь… конечно, она самая красивая девочка в классе… и вообще я некрасивый… нос здоровый, глаза маленькие…» — «Когда‑нибудь в тебя будут влюбляться женщины просто за несколько слов». И тут десятилетний Максим упал бы, наверное, со своей деревянной лошадки.