Читать книгу "Сверхигра - Артур Шигапов"

Памятник Прометею у ЧАЭС

Макет 4-ого блока

Главная гордость этого заведения – модель 4-го реактора в его нынешнем состоянии. Обрывки труб, хаос, перевернутая крышка «Елена» весом в тысячу тонн. Полным сюром кажутся мелкие фигурки сталкеров, застывшие в недрах центрального зала. Пляшущие человечки на дискотеке апокалипсиса. Эти ребята действительно гуляют между натеков радиоактивной лавы с фонами в десятки рентген. Изучают подвалы реактора, составляя целые локации. Собирают смертельный хабар и выносят его для изучения. Хабар не имеет аналогов в мире и встречается только здесь. Еще в первый октябрьский приезд Саша показал мне съемки такой вылазки – короткие, продолжительностью в несколько минут. Картинка словно бомбардировалась мелкими точками. «Следствие высокой радиоактивности», – пояснил он. Теперь я смотрел на пластмассовые фигурки и отчетливо представлял хмурых мужчин, проникающих в логово смерти без особых эмоций. Быстро, несуетливо, деловито. Важна каждая секунда, ведь время строго ограничено. Для них апрель 86-го продолжается, это всего лишь часть их работы. А посетители и работники смотрового павильона подвергают свои жизни опасности – фон в его пределах достигает иногда 1000 мкР/ч. По крайней мере, работники австрийского телевидения, оккупировавшие в эти минуты небольшое помещение и смотровую площадку перед саркофагом, были исполнены осознанием своего фатального героизма.

Нас попросили на выход. Я в последний раз взглянул на символ чернобыльской аварии, увенчанный красно-белой трубой.

Зимняя спячка Саркофага

Саркофаг (скриншот игры «S.T.A.L.K.E.R.»)

Сталкеры у Саркофага

Кто ты? Где твой разум? В каком из возможных измерений?

– Что-то Новиков задерживается. Говорят, какая-то делегация пожаловала на станцию. Возможно, эти австрияки, – кивнул Саша головой на многочисленных гостей. – Что будем делать? Дождемся?

С австрийской делегацией

– Нет, поедем дальше. Диска тут нет. Мне так кажется.

Микроавтобус сорвался с места и покатил в сторону станции Янов.

Пожалуй, это одна из моих любимейших локаций в «Зове Припяти». Низкие свинцовые тучи нависают над брутальной местностью. Здание практически ничем не отличается от оригинала, только хозяйничающие в нем бандиты почему-то убрали весь мусор. Видимо, это слово для них столь ненавистно, что зачистка коснулась не только представителей закона. К черту всякие квесты, ты просто идешь и убиваешь всех подряд. Все эти разговоры, задания, «отнеси-принеси» только портят игру. Брутальные персонажи очищают зону от любого движения, кроме своего собственного, и наплевать на политику кланов.

Солнечная погода умиротворила искателей таинственных дисков. Зимний Янов мало чем отличался от своих заброшенных коллег в глухих украинско-российских уголках. Сегодня мимо станции ежедневно пролетают электрички на ЧАЭС, везущие утреннюю смену. В одной из них год назад путешествовал я сам, и Планку очень заинтересовал этот момент: «Как же тебя не повязала чаэсовская охрана? Формально это можно назвать несанкционированным проникновением на режимный объект». Я не нашелся что ответить. Проник и проник, никто не останавливал, а если бы и остановил, то выслушал бы чушь о перепутанной электричке.

Брошенная техника у «Янова»

Электричка в никуда

Старые ржавые тепловозы, заваленные набок чьей-то могучей рукой, с выдранными, а точнее – вырезанными внутренностями. Несколько могильников с техникой, вырубавшей «Рыжий лес». Развороченный внутри вагон электрички. Последний приют железных солдат чернобыльской войны. Прямо посреди этого техногенного кладбища – цветение жизни в виде свежего замка, запирающего дверь на втором этаже склада. Если кто-то вешает замки – значит, тешится надеждой на возвращение. У города есть будущее, пока в нем резвятся дети и есть настоящее, пока в нем не заржавеет последний замок, пока не будет взломана последняя дверь.

Кто ты? Где твой разум? В каком из возможных измерений?

– И здесь мне не грустно, – заметила Татьяна. – Может быть, я черствый человек и разучилась чувствовать чужую боль?

– Черствые люди не задают себе подобных вопросов. Я, например, все это время был занят своим шкурным вопросом: «Есть ли жизнь на Марсе»? Жизни, то есть диска, здесь нет. Точнее, может быть, и есть, но я этого не чувствую.

– Значит, все-таки Припять?

– Если бы не ты, я начал бы прямо с нее, оставив все иные объекты на крайний случай.

Каждое время года Припять красива по-своему.

Весенняя цветущая.

Беспечная летняя, вся в солнце.

Плачущая осенняя, облетающая листвой.

Загадочно-белая зимняя, скромной невесте подобно.

Памятный крест в Припяти

Припятские пейзажи

Саша Сирота любит каждую по-своему, приезжая сюда вновь и вновь, иногда по нескольку раз в неделю. Гуляет по улицам своего детства, иногда показывает их туристам. Сегодня у него была странная миссия, не похожая ни на одну из прежних. Рассказал бы ему кто месяц назад, что глава общественной организации будет шататься по Припяти в роли участника глупого реалити-квеста – протянул бы фантазеру градусник и справился о здоровье. Но эти двое полусумасшедших, одержимых такими же бредовыми видениями, должны каким-то образом остановить безумие, пусть и ненастоящего мира!

В зарослях деревьев мелькнула знакомая надпись «КБО». Удивительно, но стекла на втором этаже почти целы. На первом этаже здания когда-то располагалась аптека, куда школьники бегали за сладким гематогеном и кисленькой аскорбинкой. Бытовое обслуживание горожан включало в себя химчистку, ремонт часов, парихмахерскую и прочие мелкие услуги.

Сейчас помещение полностью разграблено. Нас заинтересовал почтовый ящик при входе. Мне показалось на секунду, что в его недрах спрятана посылка из прошлого. Аккуратно заклеенный конверт с отсутствующим обратным адресом и заветным компакт-диском внутри. Планка равнодушно взирал, как эти два клоуна старательно осматривают пустые железные внутренности, уже исследованные поколениями экскурсантов.