Читать книгу "Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939-1945 - Майкл Масманно"

Но, как заявил Штеймль, он отказался стрелять в женщин и детей без суда и следствия. В связи с этим он упомянул об арестованных им трех девушках. Одна из них была учительницей, вторая школьным инспектором, профессии третьей он не запомнил. Он показал, что арестовал этих трех девушек за «намерение создать партизанскую группу». Он заверил суд, что провел следствие и на основании результатов отдал приказ о расстреле всех троих. Было ли следствие проведено на самом деле, полностью лежало на совести Штеймля. Он не поделился подробностями способа расследования, что наводило на мысль, что при определении «намерений создания партизанской группы» он руководствовался теми же соображениями, как и в гипотетическом случае выявления «активного коммуниста». Штеймль признался, что лично командовал расстрелом трех девушек, и заверил суд, что казнь была осуществлена в высшей степени гуманной манере, поскольку он сам проследил, чтобы «в одну женщину стреляли сразу три или четыре солдата».

Вообще отношение Штеймля к самим казням можно было проследить по его репликам, которые он бросал в ответ на вопросы главного обвинителя Ференца: «Сколько приблизительно человек, вы сказали, было убито в сентябре в городе Великие Луки?»

«Я не могу сказать этого. Не имею представления».

«Их было больше чем сто человек? Или их было меньше ста человек?»

«Я не знаю».

Наконец, он ответил почти утомленным голосом: «Думаю, что их должно было быть меньше ста человек».

«Итак, как вы теперь говорите, вы знаете, что в сентябре в Великих Луках вы расстреливали людей, но вы не помните, сколько их было. Помните ли вы, что вообще принимали участие в расстрелах?»

«Я был в Великих Луках всего один, максимум два раза».

Наверное, было несправедливо со стороны прокурора Ференца ожидать, что человек, чьей профессией было убийство людей, помнил, скольких людей он истребил в Великих Луках, где был всего один или два раза. Наверное, это было все равно что спрашивать торговца обувью, сколько пар он продал в городе Ошкоше (города с таким названием есть в штатах США Висконсин и Небраска. — Ред.) в таком-то месяце, в то время как он был там всего один раз или дважды.

Глава 14

Подсудимый оберштурмбаннфюрер СС Вальтер Хенш, очевидно, решил для себя, что лучшим способом защиты будет отрицать все обвинения. Один циник как-то сказал: «Даже если тебя поймают, когда ты наносишь удар в сердце своей жертве, отрицай, отрицай и еще раз отрицай». Наверное, именно такую теорию взял на вооружение Хенш. По документам эйнзатцгрупп, 16 января 1942 г. Хенш прибыл в город Артемовск в России (на Украине (в составе СССР), в Донбассе (Луганская, тогда Ворошиловградская область). — Ред.), где и принял командование зондеркомандой 4а. В рапорте зондеркоманды от 6 марта 1942 г. сообщалось об уничтожении 1224 евреев. Хенш был не согласен с данными рапорта, так как, по его словам, на самом деле он прибыл в Артемовск не раньше 15 марта 1942 г. Что же так задержало его? Он заявлял, что задержался в Берлине, потому что проходил обследование у стоматолога, потом был занят на сессии у фотографа, после чего устраивал прощальную вечеринку. Это шло вразрез со всеми канонами воинской службы. Такого просто не могло быть, чтобы обычные мелкие житейские проблемы заставили офицера во время войны на два месяца опоздать к месту службы. Говорил ли Хенш правду?

С удлиненной челюстью, в толстых очках, он, казалось, прятался за ними, как за непроницаемой маской. Он продолжал настаивать, что не знает ничего о том массовом убийстве. Более того, Хенш заявил даже, что ничего не знал о приказе фюрера об уничтожении евреев. Он также утверждал, что и его предшественник, которого Хенш сменил на посту командира зондеркоманды 4а, никогда не упоминал при нем о еврейском вопросе. А предшественником Хенша был не кто иной, как штандартенфюрер СС Вернер Брауне, который никогда не демонстрировал особого нежелания ни поговорить на тему о евреях, ни отдать приказ об их казни. Мог ли Хенш говорить правду, когда заявлял, что убийца евреев Брауне хранил полное молчание о проблеме, которой отдавался с полным энтузиазмом и которой посвящал все свое внимание?

«Он совсем не упоминал о евреях?»

«Нет».

«В разговоре с Брауне слышали ли вы от него слово «еврей»?»

«Ваша честь, я сейчас не помню, но я не могу представить себе, что мысль о мерах против евреев…»

«Произносил ли Вернер Брауне слово «еврей», когда обсуждал с вами ваши обязанности как сменившего его на должности?»

«Я не знаю, ваша честь. Не могу вспомнить».

«Да или нет?»

«Нет. Я не помню этого».

Изрядно поэксплуатировав доверчивость слушателей в вопросе о содержании его разговоров с Брауне, Хенш решил и в дальнейшем злоупотреблять нашим простодушием. Несмотря на то, что, по его собственным словам, он прибыл к месту службы всего через несколько дней после того, как там произошла массовая бойня, в которой погибли 1224 еврея. Но, как утверждал Хенш, ни один из солдат зондеркоманды, участвовавших в том расстреле, ни единым словом не обмолвился о том событии.

«Допустим, что вы действительно не присутствовали на месте, когда это произошло… Но не кажется ли вам, что в тот момент или позже о той казни евреев должны были говорить солдаты, над которыми вы приняли командование?»

«Нет, ваша честь».

Я понимал, что в связи с важностью проблемы трибунал не мог удовлетвориться просто отрицательным ответом, поэтому я принял решение продолжить допрос: «Вы только что заявили, что у вас не было причин сомневаться в правильности этих документов. Следовательно, если 1224 еврея были расстреляны вашими подчиненными до того, как вы приняли командование подразделением, не кажется ли вам странным, что все то время, когда вы находились рядом со своими подчиненными, совершившими убийство, не было сказано ни одного слова по поводу того странного события, что 1224 человека были казнены лишь за то, что они были евреями?»

Хенш, по-видимому, был решительно настроен ни в чем не сознаваться, как бы неправдоподобно ни звучали его показания.

«Ваша честь, я могу только сказать, что ни о чем не знал и ничего не слышал тогда об этом. В частности, я ничего не знал о приказе фюрера до момента, когда оказался здесь, в Нюрнберге».

Поразительное заявление о том, что он не знал о приказе фюрера до того, как прибыл в Нюрнберг для того, чтобы предстать перед судом, то есть, по крайней мере, через четыре года после того, как тот приказ стал руководством к действию для каждого нацистского функционера, каждого офицера и рядового СС, настолько было похоже на откровенную ложь, что я не мог прекратить допрос.

Я напомнил обвиняемому, что он признал то, что в рапортах были указаны правильные данные. Затем я в третий раз переспросил, как он мог объяснить тот факт, что, несмотря на то что его подразделением буквально перед его прибытием были умерщвлены 1224 человека, никто ни единым словом не обмолвился об этом?