Читать книгу "Служба внешней разведки. История, люди, факты - Владимир Антонов"

Чтобы у читателей не возникла мысль о том, что и сама внешняя разведка занималась репрессиями в отношении инакомыслящих, сразу поясним, что в 1930-е годы под термином «разведка» понимались органы госбезопасности вообще. При этом контрразведка на профессиональном языке того времени называлась «внутренней разведкой», в отличие от внешней разведки, которая действовала за рубежом по трем основным направлениям: политическому, экономическому и научно-техническому. Что же касается непосредственно репрессий против «врагов народа», то этим занималось Секретно-политическое управление (СПУ) НКВД, которое проводило аресты подозреваемых и осуществляло следственные мероприятия в отношении арестованных.

Уже в первые месяцы «великой чистки» аппарат НКВД на местах был значительно расширен. Одновременно Сталин, лично курировавший органы госбезопасности, позаботился о том, чтобы значительно улучшить материальное положение чекистов. На заре советской власти чекисты в материальном отношении были обеспечены весьма недостаточно. Любые кампании по сбору средств в помощь бастующим шахтерам Англии, узникам капитала, в фонды МОПР и т. п., как правило, начинались с чекистов как наиболее сознательного отряда граждан Советской республики, «обязанных быть в первых рядах». Чекисты-пограничники жили в землянках, нуждаясь в самом необходимом. Не лучше было и положение остальных сотрудников органов госбезопасности, которые месяцами не получали денежного вознаграждения за свой нелегкий труд, часто связанный с риском для жизни.

Однако меры, предпринятые Сталиным в 1937 году, были призваны не столько улучшить жизнь, сколько материально развратить чекистов, превратить их в особую касту, дорожащую своими привилегиями. Оклады работников НКВД в 1937 году были существенно увеличены и стали превышать даже оклады партийных работников. Кроме высоких окладов, в НКВД была создана специальная сеть магазинов, в которых по низким ценам продавалось конфискованное имущество арестованных. Как вспоминал выдающийся разведчик-нелегал Дмитрий Быстролетов, при его аресте сотрудники СПУ, не стесняясь его присутствия, вслух рассуждали о том, кто и что возьмет из его вещей.

Следует однако отметить, что среди новобранцев НКВД «сталинской волны» было немало людей, которых буквально ошеломила обстановка беззакония и произвола, царившая в органах госбезопасности. Некоторые из них даже сходили с ума, или кончали жизнь самоубийством. В сентябре 1938 года покончил с собой секретарь Ежова. Он застрелился, катаясь на лодке по Москве-реке. Многие работники НКВД, участвовавшие в «большой чистке», сами погибли в вакханалии «ежовщины». За 1934–1939 годы 21 800 сотрудников Наркомата внутренних дел были репрессированы по обвинению в «контрреволюционных преступлениях», в том числе сотни разведчиков. Это были чекисты, пытавшиеся оказывать сопротивление беззаконию, те, кто слишком много знал о репрессиях, а также организаторы «липовых дел», арестованные в конце 1938 — начале 1939 года.

Осенью 1938 года Сталину стало ясно, насколько массовые чистки ослабили советские органы безопасности. К тому же в ЦК ВКП(б) поступали многочисленные письма от партийных руководителей на местах и простых граждан, в которых обращалось внимание на беззаконие и произвол, творившиеся «ежовцами». Ежов выполнил свою миссию, и Сталин решил им пожертвовать, возложив на него ответственность за разгул террора в стране.

Первым признаком того, что карьере Ежова пришел конец, стало его назначение 8 апреля 1938 года по совместительству наркомом водного транспорта. В августе того же года первым заместителем наркома внутренних дел и одновременно начальником Главного управления государственной безопасности, в состав которого входила и внешняя разведка, был назначен Лаврентий Берия, являвшийся первым секретарем Тбилисского горкома КП(б) Грузии, а до этого длительное время работавший в органах ВЧК — ГПУ Закавказья.

17 ноября 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) утвердило на своем заседании секретное постановление СНК и ЦК ВКП(б) «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия», явившееся, по сути, предвестником конца «ежовщины». В документе, в частности, отмечалось:

«Массовые операции по разгрому и выкорчевыванию вражеских элементов, проведенные органами НКВД в 19371938 годах при упрощенном ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и прокуратуры.

Работники НКВД настолько отвыкли от кропотливой, систематической агентурно-осведомительской работы и так вошли во вкус упрощенного порядка производства дел, что до самого последнего времени возбуждают вопросы о предоставлении им так называемых лимитов для производства массовых арестов. Глубоко укоренился упрощенный порядок расследования, при котором следователь, как правило, ограничивается получением от обвиняемого признания своей вины и совершенно не заботится о подкреплении этого признания необходимыми документальными данными. Нередко показания арестованных записываются в виде заметок, а затем спустя продолжительное время составляется общий протокол, причем совершенно не выполняется требование о дословной, по возможности, фиксации показаний арестованного. Очень часто протокол допроса не составляется до тех пор, пока обвиняемый не признается в совершенных им преступлениях».

Постановлением от 17 ноября 1938 года органам НКВД и прокуратуре запрещалось проводить какие-либо массовые аресты и выселения, а сами аресты предписывалось осуществлять в соответствии с Конституцией страны только по постановлению суда или с санкции прокурора. В центре и на местах ликвидировались судебные «тройки». В то же время в документе подчеркивалось, что «очистка СССР от многочисленных шпионских, террористических, диверсионных и вредительских кадров должна продолжаться, но с использованием более совершенных и надежных методов».

В тот же день Ежов направил Сталину докладную записку, в которой каялся в том, что «не завершил разоблачение заговорщиков из НКВД». Вопреки всякой логике, в его письме отмечалось, что «заговорщикам удалось завербовать не только верхушку ЧК, но и среднее звено, а часто и низовых работников». Ежов подчеркивал, что «иностранную разведку, по существу, придется создавать заново, поскольку весь Иностранный отдел НКВД оказался засоренным шпионами».

23 ноября в кабинете Сталина Ежов написал заявление в Политбюро ЦК ВКП(б), в котором просил освободить его от должности наркома внутренних дел СССР. Просьба Ежова была удовлетворена. Новым наркомом внутренних дел стал Лаврентий Берия.

Репрессии против чекистских кадров пошли на убыль, но полностью не прекратились. Еще будучи первым заместителем наркома внутренних дел, Берия запросил у председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР Ульриха данные о деятельности этого судебного органа. В полученном ответе говорилось: «За время с 1 октября 1936 года по 30 сентября 1938 года Военной коллегией Верховного Суда СССР и выездными сессиями коллегии в 60 городах осуждено: к расстрелу — 30 514 человек; к тюремному заключению — 5643 человека.

Всего — 36 157 человек».

Колоссальный урон репрессиями был нанесен и Красной Армии. Июньский процесс 1937 года над мнимыми участниками «заговора генералов» во главе с маршалом Тухачевским привел к разгрому военных кадров. 29 ноября 1938 года нарком обороны Ворошилов на заседании Военного Совета признал, что за 1937–1938 годы из армии было вычищено свыше 40 тысяч человек. Объективности ради скажем, что не все они были расстреляны. Накануне и в ходе войны в строй было возвращено свыше 30 тысяч «вычищенных» офицеров. С июня 1937 по сентябрь 1938 года было репрессировано около половины командиров полков, почти все командиры бригад и дивизий, все командиры корпусов и командующие военными округами. За малым исключением были арестованы все начальники управлений и другие ответственные работники Наркомата обороны и Генерального штаба, все начальники военных академий и институтов, все руководители военно-морского флота и командующие флотами и флотилиями. Вслед за Тухачевским был расстрелян маршал Егоров. Маршал Блюхер, отказавшийся признать себя виновным в шпионаже в пользу Японии, был забит до смерти на допросе в Лефортовской тюрьме.