Читать книгу "Наследница Шахерезады - Елена Логунова"

Откладывать далее переход к активным действиям было нельзя.

Я растолкала Ирку, в ответ на полный негодования взгляд шепнула:

– Тс-с-с-с! – и приложила палец к своим губам.

Иркин рот я загодя зажала ладошкой.

– Мумуму муму?! – возмущенно промычала подружка.

«Какого черта?!» – услужливо перевел с коровьего на русский мой внутренний голос.

– Тише! Не шуми! Притворись, что сама проснулась! – страшным шепотом насвистела я Ирке в ухо.

Она медленно моргнула – это был своеобразный аналог кивка, и я убрала руку.

– Уоу-уо! – мощно зевнула подружка и потянулась так, что кресло затрещало.

Я посмотрела на нее с укором.

– Что? Я всегда так просыпаюсь, – сообщила Ирка и пошлепала себя по щекам.

– Давай сегодня пропустим утреннюю гимнастику, – желчно сказала я и пихнула подружку в бок, побуждая подняться. – Перейдем сразу к водным процедурам.

– Где?

Ирка встала и огляделась.

– Все там же.

Я подтолкнула ее, направляя в хвост самолета.

– Опять?!

Ирка двинулась в нужном направлении, но при этом ворчала что-то о туалетных маньяках, острое психическое заболевание которых, оказывается, крайне заразно.

– В правильном направлении мыслишь, подруга, – невесело похвалила я ее.

Вдвоем в туалетной кабинке нам было тесно. Ирка с трудом развернулась, чтобы видеть мое лицо, но встать руки в боки не смогла, и ее грозное «Ну-у-у?!» прозвучало совсем не страшно.

– Что-то очень важное на кону! – случайно, но красиво срифмовала я.

– Неужели опять вопрос жизни и смерти? – утомленно вздохнула подружка.

– Возможно, даже в глобальном масштабе.

– Ну, рассказывай.

Ирка с трудом подавила зевок.

– Не успею!

Я прислушалась: в салоне забурчало радио.

– Мы идем на посадку. Так, слушай меня внимательно и делай то, что я скажу. Дай сюда свои лыжные стельки.

– Что-о-о?

Если бы скромные размеры кабинки не ограничивали мою крупную подругу в движениях, она бы точно покрутила пальцем у виска.

– Саморазогревающиеся химические стельки, которые ты купила в сувенирном магазине в Вене, где они?!

Ирка повернулась боком, подставляя мне свою сумку-шарпейку. Я беззастенчиво покопалась во внутренних складках ридикюля и нашла нужное.

Пластиковые стельки, наполненные гелем, сами липли к рукам.

– Отлично, – обрадовалась я. – Нагнись. Просто прекрасно!

Я аккуратно прилепила стельку Ирке на лоб и сдернула со своей шеи шарфик.

– Обвяжи голову, чтобы спрятать нашлепку.

Ирка закатила глаза, прислушалась к своим ощущениям и опасливо сообщила:

– А она греется!

– И очень хорошо.

– Не очень! Я вспотею, косметика потечет!

– Тем лучше!

В дверь туалетной кабинки постучали снаружи.

– Все, время вышло, – заторопилась я. – Иди назад, садись на место и изображай тяжелобольную.

– Чем?

– Не знаю! Вскрытие покажет! У тебя высокая температура, обморочное состояние, легкий бред.

– Это у тебя легкий бред! Немедленно объясни, зачем все это нужно, или я никуда отсюда не выйду! – заартачилась Ирка.

– Хочешь, чтобы медики тебя эвакуировали прямо из туалета?

– Вообще не хочу, чтобы меня эвакуировали!

– А надо!

Я вздохнула и, понимая, что действительно должна объясниться, экономной скороговоркой выдала подружке самые необходимые инструкции.

25 января, 00.30

Кто-то придавил кнопочку вызова бортпроводника, когда самолет уже шел на посадку.

– Обойдутся, – решила легкомысленная Катарина.

Но Хельга узнала номер места, с которого поступил сигнал, расстегнула ремень и встала со своего откидного стула:

– Это же депортированная!

Пресловутая депортированная сидела тихо, как мышка, вжавшись в угол кресла и глядя на приближающуюся бортпроводницу округлившимися глазами поверх импровизированной маски из сложенного косынкой носового платка.

Это украшение живо и неприятно напомнило бдительной Хельге часть обязательного костюма грабителей поездов на Диком Западе, что в контексте разговоров о сорок пятом калибре внушало тревогу.

Однако депортированная всем своим видом показывала, что ей хотелось бы не нападать, а спрятаться. К тому же белая косынка с кружевной оторочкой придавала ей сходство не только с разбойным ковбоем, но и с милым белобородым гномиком.

Недоумевающая Хельга приблизилась и вежливо поинтересовалась, чем обоснованы необходимость маскарада и экстренного вызова бортпроводника.

Депортированная вместо ответа выразительным жестом указала на соседку, при этом постаравшись не коснуться той и кончиком пальца.

Хельга перевела взгляд на рыжую, волосы которой были почти скрыты под нелепой чалмой из шарфа, и получила новый повод для беспокойства.

Лицо рыжеволосой дамы было пугающе красным, и от него веяло таким жаром, что капли пота, стекающие из-под повязки, должны были с шипением испаряться на пламенеющих щеках. Несчастная дама распласталась в кресле, как поверженный борец сумо, и хрипела, как натруженная свадебная гармонь. Глаза ее были закрыты, покрытые сухой белой коркой губы слабо шевелились.

– Что с ней? – испуганно спросила Хельга по-немецки.

– Понятия не имею! Надеюсь, не Эбола! – нервно ответила депортированная по-русски.

– Эбола?! – повторила бортпроводница единственное, что поняла, и тут же прикрыла испуганное «Ах!» наманикюренными пальчиками.

Она быстро удалилась в сторону пилотской кабины и не увидела, как хрипящая страдалица подставила соседке ладонь, и та по ней шлепнула, а потом еще энергично потерла руки, вовсе не боясь неведомой страшной заразы.

Мудрой пословицы «Зараза к заразе не липнет» нерусскоязычная Хельга не знала.

25 января, 00.50

Традиционные аплодисменты в салоне еще не стихли, когда командир экипажа по бортовому радио настоятельно попросил пассажиров оставаться на своих местах. Торопыг, расстегнувших ремни, едва шасси коснулись бетонки, настойчиво вернули в кресла серьезные бледные бортпроводницы.

Вместо ответа на озвученный нестройным хором вопрос «Да что еще такое, черт возьми, случилось?!» прозвучал пугающий вой сирены.

Пассажиры по левому борту увидели подкативший к самолету медицинский фургон.