Читать книгу "Зовите меня Роксолана. Пленница Великолепного века - Татьяна Вяземская"

Посланнику задавали еще вопросы; он отвечал, причем отвечал с видимым удовольствием. Слушать его Хюррем особого смысла не видела.

– Хочу домой, – шепнула она мужу.

– Но ты же сама сказала: пока я не назначу все фанты, я не имею права покинуть игру.

– Вообще, конечно, ты – лично ты – имеешь право на все, что угодно. Но ты прав: мы тут не как монархи, а как обычные гости, поэтому тебе следует довести свою миссию до конца.

Ночью, встав, чтобы попить воды, она сообразила: за всю вечеринку у нее ни разу даже не всплыла в памяти идея отомстить Ибрагиму. И расстроенной себя из-за этого она не чувствовала.

Нет, ее чувства по отношению к Ибрагиму не изменились: неприятный, скользкий тип, как в песне поется – «лукавый грек»; такому нельзя доверять. Но это еще не является поводом уподобляться ему. А то, что он ее купил… Что же, ее мог купить и кто-то другой. И обойтись с ней могли по-другому. И вообще, не будь Ибрагима, она бы никогда не встретила Сулеймана, не полюбила его, не родила троих замечательных детей.

Ладно, пускай живет.

И вообще, нечего о глупостях задумываться.

Со дня на день попросит аудиенции новый венецианский посланник; и это уже будет единственной возможностью попытаться направить политику венецианской республики в то русло, которое устраивает ее.

Маленькая рыжая женщина отправилась спать, плохо сознавая, что постепенно Хюррем в ее разуме отступает, уступая место той самой Роксолане, о которой вскоре будет говорить весь европейский мир.

Глава 20

П осланник попросил аудиенции через пять дней. Это уже становилось несколько неприличным – обычно послы вручали свои верительные грамоты сразу по приезде.

– Я хочу, чтобы ты присутствовала, – сказал Сулейман за завтраком.

Она кивнула. Об этом уже было говорено много раз.

– Не только на аудиенции, на официальной части тоже.

Она удивилась:

– Зачем?

– Ты даешь мне советы – хорошие советы, лучшие, чем весь мой Диван, вместе взятый. Именно ты нашла наилучший выход из положения с Венгрией – признаюсь, если бы я поступил так, как собирался вначале, у нас было бы куда больше проблем.

– Погоди, прошло еще не так много времени…

– Все равно твой совет был хорош, – упрямо продолжил Сулейман, – и то, как ты поговорила с этим мальчишкой-королем… Я желаю, чтобы все знали: супруга султана Сулеймана Хюррем-хасеки является его соправительницей. Я знаю, ты скромна, но я так решил.

Вообще, конечно, было бы неплохо, если бы он посоветовался с ней, прежде чем решать, что ей делать, а чего – нет. Но все-таки это был мусульманский мужчина, правитель империи, в которой до сих пор место женщин было… совсем не там, куда возвел ее муж и повелитель.

– Я благодарю.

– Скажи, чего ты добиваешься от венецианского посланника?

Ответ на этот вопрос она обдумала заранее. Она скажет правду. Не совсем всю, но – правду.

– Я хочу, чтобы католическая лига, вместо того чтобы сживать со свету мусульман, занялась англичанами.

– Это я понял еще тогда, когда ты велела послу говорить об английских пиратах. Зачем? Мои воины сильны, и мы можем с мечом в руке…

– Никто не усомнится в доблести османских воинов. Но мне кажется, что там, где можно добиться того же результата, что и с помощью оружия, мирным путем, лучше решать мирно. Представь, какое количество османских матерей скажет тебе спасибо, если ты сохранишь жизнь их сыновьям!

– Если армия не будет воевать, она воевать разучится.

– «Армия войны всегда бьет армию мира»[3], – процитировала она. – Это верно.

– Кто это сказал? – заинтересовался Сулейман. – Какой-то великий полководец?

– Это сказала одна женщина.

– Женщина? Она была очень мудра. Она была правительницей?

Она кивнула:

– Что-то вроде. Она была властительницей душ.

Сулейман кивнул:

– Поэты порой бывают умнее владык. Но видишь – ты сама согласилась, что армия мира слабее армии войны.

– Никто не говорит, что воевать не придется. Но, согласись, военные действия, начатые тобой – в то время, когда удобно тебе и по придуманному тобой сценарию, – все-таки имеют куда больше шансов на благоприятное завершение, чем военные действия, которые навязывают тебе.

– С этим может спорить только осел.

– Вот и не позволяй втягивать себя в войну, которую придумал не ты. А испанцы пускай и в самом деле займутся Англией.

– Почему – испанцы? Ведь Испания входит в Германскую империю.

– Пока – входит; но Испания открыла Новый Свет, когда была еще самостоятельной страной.

– А почему ты так настроена против англичан? Англия – это далекий остров где-то на краю земли, англичане ничем не могут навредить нам.

О, как он ошибается! Правда, рассказывать ему о том, что будет через триста лет, глупо.

– Зато Испания почти рядом. И это довольно сильный противник. Пусть лучше выберет себе во враги кого-то другого.

– И как ты собираешься поссорить их при помощи венецианского посланника?

– Не знаю. У меня был один план. Но он… оказался непродуманным.

– Расскажешь?

– Нет. Не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо. Да и мой план помешает тебе придумать другой.

Он поднял одну бровь, будто хотел сказать: «С чего ты взяла, что я буду что-то придумывать?» – но сказал совсем другое:

– Порой проще подправить неудачный план, чем придумывать новый с нуля.

Ну, может, он и прав.

– Я хотела разжечь в венецианцах честолюбие. В конце концов, республика – государство торговцев, и возят они свои товары не только сушей. Они должны быть заинтересованы в том, чтобы их торговые пути были безопасными.

– Но ведь ты сама сказала, что английские пираты действуют в основном в океане возле этого пресловутого Нового Света. Кому он интересен! И когда оттуда наконец вывезут все, что возможно…

– О, можешь не сомневаться: этот новый материк скоро станет очень и очень интересен! И самые могущественные европейские державы станут стараться урвать там кусочек пожирнее. Кстати, «всего, что возможно» там достаточно много.

Сулейман внимательно посмотрел на нее:

– Знаешь, порой мне кажется, что ты и вправду ведьма и можешь предвидеть будущее. А может, даже не предвидишь, а знаешь.

Она усмехнулась. Кое-что действительно знает… Но ведь об этом не расскажешь.