Читать книгу "Идол прошедшего времени - Ирина Арбенина"

— Вам с сахаром? — поинтересовался он у Дамиана, снимая с огня кружку с закипевшим кофе.

— Нет… — Филонов покачал головой.

— Так вот, Дамиан… Возможно, я и отвечу на ваш вопрос. Но… Сначала скажите, для чего вам так нужно знать, кто написал статью?

— А почему вас это так волнует?

— Дело в том, что я боюсь повредить… одному человеку.

— Так-так… Ну хорошо. Тогда судите сами… Нынешней зимой вдруг появляется эта статья. Приблизительно в то же время археолог Сергей Салтыков начинает планировать Мширскую экспедицию. Но весной неожиданно умирает. А как вы думаете, почему Сергей Салтыков так на Мшире был зациклен?

— Его, разумеется, привлекала научная загадка Мширского городища.

— Думаете, все дело было только в этом?

— А в чем?

— Может, что-то еще притягивало его к Мширскому городищу?

— Что, например?

— Может, идолы?

— Допускаю… Вполне возможно, что в числе других — научных! — причин это тоже подвигло Сергея Салтыкова активизировать раскопки под Мширой. Салтыков — внук Аполлинария. И, кроме научного интереса к Мширскому городищу, Сергей, возможно…

— Тоже «поклонялся идолам»?

— Я бы сказал мягче: испытывал влияние легенды, которую я вам уже поведал. Но что же из этого следует?

— Заметьте, умирая, Салтыков практически завещал продолжить дело Корридову…

— Да. И что же?

— И тот взялся.

— Как видите.

— Из-за них, проклятых?

— Вы же знаете, Дамиан: Корридова эти «страшные истории» про мширского идола не завораживают нисколько. Для него идолы лишь археологический материал. Его фраза «не поклоняюсь истуканам» именно это и означает.

— Послушайте… Арсений Павлович сам не раз говорил: у человека, которому много тысяч лет назад принадлежали идолы, была огромная власть. Божки давали власть над окружающими. Открывали беспредельные возможности для манипуляций с людьми. Судя по вашим рассказам, и в более поздние времена идолы кое на что были способны! Сами же цитировали Августина: статуи совершают «великие дела», способны «вредить людям или исполнять желания»…

— И что же?

— Теперь скажите, вы бы удержались от соблазна иметь такую вещь? Да еще зная, что это не подделка, не рыночный амулет, а вещь истинная, в которой заключена сила тысячелетий? Неужели вы настолько скептичны, рациональны, вы настолько человек рассудка, что устояли бы перед искушением поверить в силу этого идола?

— Вы правы… Если бы не испугался, возможно, и соблазнился бы!

— А Корридов храбрый человек — в этом у меня нет никаких сомнений.

— Да на что Арсению Павловичу идолы, Дамиан? Докторскую он уже с грехом пополам защитил… На что они ему? Какие у него желания? Сокрушать своих научных оппонентов?

— Почему бы и нет?

— Нет! Идолам Корридов не поклоняется. Он человек рассудка. Это точно.

— Жестокое нынешнее время и не таких крутых скептиков, снисходительно посмеивающихся над мистицизмом, заставляло обращаться за поддержкой к сверхъестественным силам.

— Ну уж!

— Кроме того, могут быть и иные мотивы.

— Опять вы за свое! Деньги? Я в это не верю.

— Напрасно.

— Эх, Дамиан… Деньги, власть, мистическое влияние — все кажется вам более веским мотивом, чем объяснение, которое лежит на поверхности.

— Какое же?

— Вы не допускаете, что может быть и бескорыстный интерес? Интерес ученого?

— Допускаю, но…

— Азарт ученого, научный интерес — вот единственная причина, по которой Корридов приехал сюда, и вот почему не хочет уезжать! Он занимается делом, которое ему дороже и интереснее всего на свете. Это уже и есть исполнение всех желаний.

— Вашими устами, Владислав Сергеевич, да мед бы пить…

— Значит, вы все-таки подозреваете Корридова?

— Вашего «очень хорошего человека» — в первую очередь.

— А кого — во вторую?

— Всех остальных.

— Студентов?

— Конечно. Я полагаю, роли у студентов распределены так: Тарас — «мистик», Саша — «хохмач», Вениамин — «мистер здравый смысл». И у каждого мог быть свой личный мотив.

— То есть?

— Саша Дерюгин, как выяснилось, любит шутить. Может быть, ключ в любимом Сашином слове «прикол».

— Тарас?

— Припадая к корням, не надо уж совсем становиться на четвереньки. Левченко рассуждает, как дремучий дьячок допетровской эпохи. Для него идол — языческая нечисть… Мог убить Нейланда, оберегая истинную веру, поскольку явно подозревал того в идолопоклонстве.

— Вениамин?

— Одного привередливого сенбернара Кента содержать — сколько денег надо! Кашу не ест, от тушенки его поносит. А студенческая стипендия, знаете ли… Вениамин, студент-археолог, прекрасно разбирается в ценности таких вещей, как идол… Молодежь всегда нуждается в деньгах!

— Неужели и наших Прекрасных Школьниц подозреваете?

— Исполнение желаний — слишком заманчивая вещь. Тем более для девушек.

— Допустим… — Кленский отчего-то вспомнил задумчивую, невзрачную Дашеньку.

— Я не вижу среди девушек никого, у кого был бы мотив устранять этого Яшу Нейланда… Но зато почти у всех был соблазн заполучить идола.

— И Китаева — тоже подозреваемая? — усмехнулся Владислав Сергеевич.

— И Китаева.

— Нет, не верю!

— И напрасно.

— Вы сказали — всех?

— Да, всех.

— И меня?

— И вас.

— Ну и ну! — рассмеялся Кленский. Впрочем, смех получился натянутым.

— Так кто же написал ту статью? — не обращая внимания на иронию журналиста, повторил Филонов.

Кленский покачал головой:

— Нет, Дамиан. Ничего я вам больше не скажу.

— Почему?

— Потому что…

Снаружи у палатки вдруг послышалось какое-то подозрительное топтание.

— Тсс! — Филонов, приложив палец к губам, выглянул наружу.

И с изумлением обнаружил, что его брошенные возле палатки, скинутые наспех кроссовки стоят теперь, как солдатики на плацу, аккуратно, носок к носку.

А рядом с ними, смущенно улыбаясь, стоит Вера Максимовна.

— Не люблю беспорядка, — продолжая улыбаться, объяснила она.

— Не любите беспорядка? — переспросил Филонов.

— Нервирует ужасно! Ну неужели так трудно аккуратно ставить обувь?!