Читать книгу "Выбери меня - Юлия Волкова"

«Уважаемая Александра Николаевна! Полагаю, что вам, как журналистке, занимающейся криминальными историями, было бы небезынтересно узнать, за что и как убили господина Костенко. Вы ведь знаете об этой трагедии, не так ли? Впрочем, как его убили, вы, безусловно, знаете. Его хладнокровно застрелили из пистолета в висок. Но за что его убили, вам неизвестно. Так вот знайте же: Костенко был настоящим сатаной во плоти. Я не стану рассказывать вам, с какими личностями он общался и какие дела с ними творил. Могу только сказать, что от их „делового сотрудничества“ страдали простые честные люди. Но и личная жизнь этого человека мало походила на человеческую. Несмотря на внешнюю красоту и обаяние, он обладал поистине дьявольской душой. Всю жизнь он обижал и оскорблял женщин. Последнее оскорбление переполнило чашу терпения героя, и он выполнил свое обещание. Я хочу, чтобы вы знали: Костенко получил по заслугам. И мне известно имя преступника».

Итак, мистика Гофмана и проза убийцы Юрия Костенко. Саша была почти уверена, что автор посланий и есть преступник. Несмотря на последнюю фразу. Найти его будет нетрудно, если, конечно, он не отправлял письма из какого-нибудь интернет-кафе. Но и тогда есть надежда его найти. Например, по приметам. Труднее будет доказать его вину. Ведь письмо, даже если бы в нем содержалось явное признание, не может служить доказательством.

Внезапно у девушки появилось ощущение, что это послание каким-то образом связано с сегодняшним происшествием в студии. К тому же недавно она с кем-то говорила о Гофмане… Да, конечно, с Василием Петровичем Чутким! Но неужели это он ей пишет? И весь спектакль в студии с «привидением» тоже устроил он? Непохоже.

Посидев еще немного перед светящимся экраном, Саша поняла, откуда это ощущение связи «привидения» и послания. Главный герой Гофмана имел несколько личин, проживал несколько судеб, несколько жизней… Несколько раз умирал… Кто-то хотел дать понять ей, что Костенко тоже имел несколько личин. «Сначала Костенко появляется в скверике, где я гуляю с собакой, — размышляла она. — Этот Костенко ужасно боится собак, нервный, несчастный неудачник… Потом я вижу его в морге. Оказывается, он был вполне успешным человеком, и застрелили его в собственном „мерсе“… Затем появляется фантасмагорическая фигура на студии, и она тоже… как бы Костенко? Но тогда получается, что спектакль устроен вовсе не для Полуянова, а для меня? Господи, зачем? Чтобы потрепать мне нервы? Так я уже не маленькая девочка, а в привидения и вовсе никогда не верила».

Версия была почти складной. Саша даже успокоилась немного. Теперь главное — на этой версии не зацикливаться, решила она. Может быть, все события происходят независимо друг от друга, и только ее собственная буйная фантазия связала их воедино. Утром появятся новые факты, и возможно, новые версии…

С такими мыслями она стояла под душем, а ночью спала спокойно и, как всегда, без сновидений. Если кому-то хотелось заразить Сашу бессонницей, то он просчитался.

Сегодня они проводили вечер вместе — в просторной четырехкомнатной квартире Северины. Это означало одно: Василий Петрович Чуткий считал, что день прошел удачно. Если день, на его взгляд, не удавался, он торопился домой, к жене. Видимо, он поступает так из соображений гармонии, полагала Бурковская. Красота — награда за удачу. Уродство — наказание за неуспех. Нужно стремиться к удаче и красоте. По крайней мере так ей хотелось думать о принципах своего любовника. Потому что жизнь с такой женой, как у него, иными принципами объяснить было невозможно. Ведь в случае развода Чуткому ничто не угрожало. Разве что потеря половины состояния по суду. Да и то вряд ли — он прекрасно мог бы договориться с любым судьей. А если бы и не договорился, неужели освобождение от постылой жены не стоит половины состояния? Да, иногда Северина совсем не понимала своего Васю. Но любила его.

Пока он вел деловые переговоры по телефону, а потом плескался в душе, она успела приготовить праздничный ужин. Осетрина в кляре, авокадо с куриным паштетом и зеленью, грибной салат, креветки, рулет из индейки — Северина любила красивую сервировку, любила готовить. А Чуткий любил есть то, что она готовила. Хотя, как он признавался, его уродина жена тоже готовила неплохо. Но все больше борщи да котлеты.

«Награда и наказание, — думала Бурковская, любуясь Чутким, который весело и с аппетитом поглощал яства. — Что-то нужно с этим делать. Я — профессиональный психолог, гениальный сценарист жизненных ситуаций и судеб — не могу подвести его к простейшей мысли: если ему хорошо со мной, то и жить он должен со мной. Почему должно быть иначе? Почему он держится за старое, ненужное, мешающее? Чего он боится? Тени забытых предков? Осуждения окружающих? Но кто может осудить его, если он бросит нелюбимую женщину? Он боится новой семьи? Но ведь он знает, как все будет в новой семье, тем более что эта семья у него уже практически есть. Нет, с этим что-то срочно нужно делать. Если он станет депутатом Государственной думы, а он им станет, развестись ему будет сложнее. На его нынешнем уровне на скандал, если он, конечно, предполагается со стороны „деревенщины“, никто и внимания не обратит. На думском уровне этот скандал может ему дорого стоить».

— Васенька, нам нужно серьезно поговорить, — ласково произнесла она. — Насчет твоего будущего в Думе.

— Я слушаю тебя, Севушка, — проурчал Чуткий с набитым ртом.

— Я хочу спросить: как ты представляешь отношения со мной, когда станешь депутатом?

Василий Петрович перестал жевать и удивленно уставился на Северину.

— Не понял… — пробормотал он, глотая непрожеванные куски. — А что может измениться, если я стану депутатом? Все будет даже лучше — ты переедешь в Москву, а свою дуру я оставлю здесь. Я буду проводить с тобой кучу времени, только думские каникулы — с ней. Если ты хочешь знать, разлюблю ли я тебя, когда стану депутатом, то скажу тебе со всей ответственностью — нет! Лучше тебя я не встречал ни одной женщины.

— Я рада это слышать, — усмехнулась Северина. — Но должна напомнить тебе одну общеизвестную истину. Чтобы делать серьезную карьеру в политике, нужно избегать компрометирующих ситуаций.

— Угу… — кивнул Чуткий. — И что?

— А то, что любовница — это компромат, — пристально глядя ему в глаза, сказала она.

Сначала Чуткий закашлялся, а потом прохрипел:

— Севушка, к чему этот разговор? Я имею любовницу пятнадцать лет. И ни одна собака об этом не пронюхала и ничего мне не предъявила. Что изменится, если я стану депутатом?

— Васенька, иногда ты рассуждаешь, как маленький мальчик, — огорченно вздохнула Северина. — До той поры, пока ты не сядешь в думское кресло, тебя незачем компрометировать. Неужели ты этого не понимаешь? Ты занимаешь определенную нишу в бизнесе, но, извини, сейчас ты почти никому не мешаешь. Другое дело, когда у тебя и твоей партии появятся голоса в парламенте. При твоем размахе и амбициях ты для многих станешь костью в горле. Вот тогда все и начнется.

— Ну, это случится не сразу, — улыбнулся Чуткий.

— Неважно, — упорствовала она. — Но рано или поздно случится. Ты не думай, что мне нужен штамп в паспорте, плевать я на него хотела. Я беспокоюсь исключительно о тебе. Если будет нужно для дела, я перестану с тобой встречаться. Но я этого не хочу.