Читать книгу "Больная родина - Александр Тамоников"

— На первое время хватит, — самодовольно сообщил Гаевский. — «АКС» — две штуки, снаряженные магазины — три десятка. Гранатомет РПГ-18 «Муха» — одна штука. Что там еще? — Гаевский задумался. — Да, два «ПМ», один из коих оснащен глушителем, так, на всякий пожарный случай. Шесть гранат «РГД-5», четыре магнитные мины, несколько дымовых и светозвуковых зарядов. Все так, как ты просил. Ты сказал, я сделал.

— А подумал?.. — Сергей заглянул в бардачок и осторожно вынул из него ребристую гранату «Ф-1».

— Подумал. — Гаевский кивнул и охотно объяснил: — Это на тот же самый всякий случай. Куда удобнее выхватить гранату из бардачка, чем лезть назад и ковыряться в ящиках. Положи на место и не смотри так на меня. Под сиденьем мешок — в нем маски, веревки и скотч… в смысле, канцелярский. Нам же понадобится канцелярский скотч?

— Машина надежная? — спросил Сергей.

— Запишемся на тест-драйв? — осведомился Константин. — Машина — зверь. Хозяин уверял, что не так давно вытащил ее из болота, где она утонула по уши. Но это ненужные технические подробности. Выкладывай последние известия. — Гаевский пытливо уставился приятелю в глаза.

Он мрачно слушал, отмахиваясь от табачного дыма, которым Сергей обильно насыщал салон.

— Полный беспредел! — заявил Константин через пару минут. — Совсем чувство меры потеряли народные слуги. И Коряка… кто бы мог подумать!.. Знаешь, что больше всего удручает меня в этой стране? Натерпелись от фашистов по самое не хочу. У меня оба деда на войне погибли, один под Киевом, другой под Ворошиловградом. А теперь этот самый фашизм становится на Украине чуть ли не государственной идеологией. Ненавижу! — Гаевский сплюнул в окно. — Оттого и в армии служить отказался, и порвал навсегда с этой долбаной страной. А ты молодец. — Гаевский рассмеялся, скинув напряжение. — Не успел с одной расстаться, а уже другую женщину нашел. Вот это по-нашему, Серега, одобряю, желаю счастья в личной жизни.

— В Луганск нас вывезешь? — мрачно спросил Сергей.

— А чего не вывезти? — Константин пожал плечами. — Веселее толпой возвращаться, чем одному. Скатертью дорожку, конечно, не обещаю, возможно, и пострелять придется. Ладно, не будем о светлом будущем. Выкладывай свои задумки.

План «спецоперации», задуманной Сергеем, вырисовывался приблизительно, без учета обстоятельств. Он и сам понимал, что тут требовался вдумчивый анализ.

— Ты, главное, не волнуйся, не спалимся, — заявил Гаевский, выводя неуклюжую машину из-за орешника. — Тачка чистая, это реально зверь. Ко мне в этой местности ни у кого никаких претензий, напротив — боязнь и уважение. Обыскивать не будут. Только тебе придется перелезть назад и спрятаться. В идеале — под сиденье. И шторки на окнах задвинь, создай атмосферу комфорта.

Зажужжал телефон в нагрудном кармане Гайдука. Он взмок как в сауне, пока донес его до уха.

— Сережа Гайдук? — Голос женщины был ему знаком, она волновалась, почти паниковала. — Это Ткаченко. Да, Анна Владимировна, твоя учительница, Сережа. Мы виделись позавчера у вас дома.

— Я узнал вас, Анна Владимировна, в чем дело?

— Клавдия Павловна дала мне на всякий случай твой номер, я попросила ее. Сережа, мне страшно. Был пожар…

— С мамой все в порядке, не волнуйтесь.

— Слава богу, — сказала учительница, но паника в ее голосе осталась.

В мобильнике прослушивались отдаленные крики, стуки. Похоже, кто-то колотился в дверь.

— Сережа, это Коряка. Он злой как собака, с ним четверо. Это его подельники-фашисты, у них такие… нечеловеческие лица. Они ворвались ко мне на участок, бьют в дверь, скоро вынесут ее. Я слышала, как они ругаются между собой. Дескать, не нашли на пепелище никаких тел. Старуха сбежала, а спрятаться она могла только здесь, потому что я ее единственная подруга. Сережа, у меня нет твоей мамы, я не знаю, где она. Они ломают дверь, угрожают убить, бросить гранату. Я говорю, что одна, а они не верят. Боюсь им открывать. Ты бы видел их!..

— Держитесь, Анна Владимировна, запритесь где-нибудь в чулане. Мы едем…

Гаевский понял без слов, лишь лаконично спросил:

— Адрес?

— Абразивный переулок, дом пять.

Из памяти Гаевского еще не выветрились перехлесты улочек родного города. Он лихо вел машину по проселочной дороге, рискованно обходил опасные участки, выбоины. «Нива» въехала в Новодиев с юга. Мелькали переулки — Ракитный, Новогурьевский. Солнце раскалило городок, в нем царил невыносимый зной. Людей на улицах почти не было, машины встречались редко. Гаевский не выезжал на большие дороги, петлял малолюдными проездами и вскоре съехал с обочины в тень роскошного граба, растущего напротив приоткрытой калитки.

Участок Анны Владимировны заслоняли кусты декоративной мимозы, рослые георгины, хмель, плетущийся по ограде. В глубине сада прятался невзрачный, но аккуратный домик, в котором обитала бывшая учительница. Гаевский открыл окно «Нивы». Несколько мгновений мужчины напряженно прислушивались. На участке никто не кричал. Сергей вскинул руку с часами — шестнадцать минут добирались!

— Пошли, — проговорил он. — Опоздали. Увели гады нашу учительницу.

— Сиди, — бросил Гаевский. — А вдруг не ушли? Сам схожу. У меня хотя бы ксива, а Коряка, дай-то бог, не сразу меня признает. Услышишь шум — работай по обстановке.

Константин выбрался из машины и перешел дорогу. Сергей закрыл глаза. Когда он снова взглянул на калитку, Гаевского уже не было. Гайдук безуспешно пытался взять себя в руки, твердил, что все будет хорошо. Он переволновался за последние сорок восемь часов. Нетерпение нарастало. Сергей вздрогнул от вибрации в кармане и схватил телефон обеими руками.

— Зайди, — глухо сказал Гаевский и отключился.

Он не мог идти медленно, несся так, словно ему пружины к пяткам прицепили, шмыгнул в калитку, побежал по дорожке, присыпанной гравием. Соседские участки отсюда не просматривались, их заслоняли кусты и живая изгородь. Анна Владимировна любила покой и уединение.

Гайдук на цыпочках взлетел на крыльцо, промчался через веранду, освещенную солнцем. На кухне никого не было. Он заскочил в комнату, где основным элементом дизайна были старые фото Павлика и Стаса, а обстановка ограничивалась кроватью и шкафом. Тут Сергей и перехватил угрюмый взгляд Гаевского.

Одна фрамуга была распахнута, открыть другую женщина не успела. Видимо, хотела позвать на помощь. Она лежала под батареей, вывернув голову, лицо распухло до неузнаваемости. Длинная юбка была порвана, тапочки слетели с ног. На горле отпечатались синеватые борозды.

Сергей оцепенел, не мог оторвать глаз от мертвого тела. Любое убийство можно хоть как-то объяснить — корыстью, ревностью, жаждой мщения. Но только не это. Пожилую женщину лишили жизни просто так, от злости. Убийцы были уверены, что им за это ничего не будет. Ворвались взбешенные, обезумевшие от ярости, схватили ее за волосы, требовали информации, которой у нее не было. Стали швырять по комнате, избивать. Потом схватили за горло и задушили. Это случилось за несколько минут до появления «Нивы» в переулке.