Читать книгу "Не верь, не бойся, отпусти! - Марина Крамер"

Я не стала объяснять это все Тузу, просто попросила, чтобы дал мне человека, который поедет к матери Ирины за фотографией Макара. Все остальное я решила поручить телохранителю.

Пока я разговаривала с Тузом, проснулась Аннушка — я слышала, как она принимала душ, а затем вышла и начала спускаться вниз, в столовую. Я тоже выбралась из постели и пошла за ней.

Подруга очень удивилась — в последние дни я спала по утрам, не спускаясь к завтраку, и она уезжала в город в одиночестве.

— Ты чего это?

— Не спится, — я села за стол и потянула к себе чашку. — А ты как?

— Да нормально, — Аннушка мазала джемом тосты, посыпала свежими ягодами овсяную кашу и одновременно поглядывала на дисплей телефона.

— Звонка ждешь?

— Да, Николас должен позвонить, хотели вечером в ресторан.

— Слушай, дорогая… а вот твой кипрский красавчик не интересуется, где ты живешь? Неужели ни разу не спросил? — осторожно поинтересовалась я, тоже добавляя в овсянку пару клубничин.

— Я ему сказала, что дом — отчима, а живу тут с подругой, мол, в гостях она у меня, — отозвалась Аннушка. — Ты сама понимаешь — он может нас случайно вместе увидеть, что я буду говорить?

— Ну, так-то да… А вчера ты с ним не разговаривала?

— Раза три, а что?

— Да так…

Мне почему-то вдруг показалось, что Аннушка могла упомянуть о моей поездке к бабушке Карибидису — я ведь из машины звонила ей, говорила, что ее позже заберем — как чувствовала, что задержимся. И если Карибидис как-то замешан в истории с рейдерством, то вполне мог… Вопрос в другом — что он знает обо мне. И знает ли, кто именно является гостьей-подругой Аннушки. Хотя я не думаю, что выяснить такую мелочь для людей, занимающихся захватом недвижимости в размерах целых поселков, составляло большого труда. Наверняка про Аньку Карибидис знает уже все. Вопрос только в том, как долго он будет кушать всю ту лапшу, что мы вешаем ему на уши, и что произойдет в том случае, когда ему это надоест. Наверное, напрасно я Аньку втравила…

— Аня… а тебе не показалось, что твой Карибидис знает о нас чуть больше, чем хочет сказать? — спросила я, и Анька вдруг огорошила меня ответом:

— Да. Он тебя знает. Называл твою фамилию как-то в телефонном разговоре. Я контекста не слышала, конечно, но твою фамилию абсолютно четко разобрала, он ее еле выговаривал — ну, еще бы, с его-то артикуляцией такой набор звуков осилить.

Это заявление мне совсем не понравилось… Я могла поклясться, что фамилию Карибидиса впервые услышала от Потемкиной и никогда прежде в моей практике не сталкивалась с ним. Следовательно, ему кто-то рассказал обо мне, и выходило, что этот кто-то — мой дядя. Хотя какой он дядя, как выяснилось… А уж если Карибидис хоть мельком упомянул Аннушку, то мой дядюшка точно в курсе, кто это и какими знакомствами обладает. И на всякий случай нужно что-то сделать, чтобы свернуть отношения Аннушки и банкира, пока не стало совсем жарко. Но что?! Она не послушается, потому что, кажется, влюбилась и строит серьезные планы. Вот я идиотка, как же можно было вообще использовать Аньку в таком деле, как я сразу не догадалась…

Подруга меж тем упорхнула в прихожую, не удосужившись даже поставить грязную посуду в раковину — надо же, как быстро привыкают к наличию постоянной домработницы.

— Если задержусь, позвоню тебе! — крикнула она уже оттуда.

— Не забудь только.

— Не забуду. Все, я ушла, Володя подъехал.

Хлопнула дверь, и Анька испарилась. У меня разболелась голова от распирающих ее мыслей — теперь, кроме поисков Макара, мне нужно придумать, каким образом вывести из игры подругу, чтобы и ее не подвергать опасности.

Я даже не услышала, как вошла Наташа, и только трель мобильного в ее руке заставила меня повернуться:

— Я не слышала, как вы вошли.

— Я давно здесь, а у вас в спальне телефон надрывался, — она протянула мне трубку и занялась уборкой посуды.

Я взглянула на дисплей — номер ничего не сказал, но я все равно ответила, потому что это мог быть кто-то из клиентов, имена которых я никогда не заносила в память.

— Да, я слушаю.

— Слушай внимательно, — сказал мужской голос, — если хочешь, чтобы пацан твоего мужа остался жив-здоров и снова мог на рояле бренчать. Сроку тебе на раздумья трое суток. Потом ты сообщаешь нам адрес вдовы, а мы возвращаем пацана. Если нет — ну, ты будешь виновата в том, что страна потеряла юное дарование.

У меня от страха зашевелились волосы и заныл сломанный нос, но я знала, что не должна давать понять, как испугалась, а потому, постаравшись взять себя в руки, ответила как можно небрежнее:

— А мне что за дело до этого пацана? Это не мой ребенок. Кроме того, никакого адреса я не знаю. Сказать мне вам нечего ни сейчас, ни через трое суток.

— Ты хорошо подумала? На всякий случай взвесь все как следует, а через три дня я позвоню. Номер пробивать не утруждайся — он левый, я его выброшу вместе с аппаратом. В общем, не распыляйся, Щука, на мелочи, думай сразу о крупняке — как твой муж отреагирует на гибель наследника. Все, бывай, не кашляй. И нос лечи, а то кривой будет.

В трубке затрещало, и все стихло. Я дрожащей рукой опустила ее на стол, невидящим взглядом обвела кухню в поисках сигарет, но не нашла, и Наташа молча вынула из кармана фартука пачку. Видимо, на моем лице отразилось все, что творилось в данный момент внутри, потому что домработница села напротив, щелкнула зажигалкой, помогая мне прикурить, и спросила:

— Кто звонил? Тот, кто должен? — и я поняла, что она уже в курсе пропажи Макара — видимо, Туз позвонил и проинструктировал, как себя вести.

— Да.

— Что делать будете? — Она тоже закурила, внимательно наблюдая за мной.

— Я не знаю. Но если с ребенком что-то случится, мне конец. Муж ни за что не простит. Я не могу ставить жизнь ребенка на одну доску с деньгами, я не имею на это права.

— Варвара Валерьевна, там ведь тоже ребенок, — сказала Наташа негромко, — если вы дадите информацию, тому ребенку тоже не поздоровится…

Я подняла на нее глаза и тихо спросила:

— Ну, и какого ребенка я должна оставить в живых, по-твоему? Чужую девочку или сына моего мужа? Скажи, ты что бы сделала?

Наташа долго приминала окурок в пепельнице, отряхивала пальцы, убирала в карман зажигалку.

— Я не хотела бы оказаться перед таким выбором, — произнесла она наконец.

— А я, знаешь, спать не могла — как мечтала! Ну, вот оказалась — и что делать теперь? Куда ни кинь, одинаково мерзко. — Я тоже погасила окурок и подперла руками голову. — Могла бы — истерику бы закатила, — призналась негромко, — но не приучена, к сожалению. Воспитание не позволяет. А полегчало бы, наверное…

Сзади раздалось аккуратное покашливание, и я, вздрогнув, повернулась — в проеме стоял Слава.