Читать книгу "Жизнь (не) вполне спокойная - Иоанна Хмелевская"

Ежи окончил институт и написал диплом, отчего у меня едва не поехала крыша. Его дипломную работу я лично перепечатала на машинке. В ней не должно было быть ни единой опечатки, а о корректирующей ленте или штрих-пасте в нашей стране на тот момент даже не слышали. Если такие канцтовары и были, у меня к ним доступа не имелось. В поте лица я перестукивала некоторые страницы по четыре раза, рыча и плюясь ядом.

Ранней весной следующего года я застряла на косе и опять просидела бы там бог знает сколько времени, ибо Марек домой не спешил, кабы накануне первого мая до нас не дошла открытка отчаянного содержания. Из нее следовало, что старший сын через месяц собирается жениться и сразу после этого события уезжает в Алжир на два года. Я вернулась домой галопом, совершенно переполошенная.

В один день состоялись две свадебные церемонии: в ЗАГСе и в костеле. Завершилось всё шумным застольем. Под разудалую свадьбу сняли ресторан на Висле, и мощь музыки и голосов легко выносили только двое — бабушка новобрачной и дедушка молодого мужа, оба совершенно глухие. Единственное утешение доставил мне вид новобрачной, Ивона была самой красивой невестой, какую я когда либо видела в жизни.

Потом мое родное дитятко укатило в Алжир на маленьком «Фиате» вместе с приятелем, весьма солидным молодым человеком. Память о той поездке они сохранили на всю жизнь.

Уехал Ежи в сентябре, а в декабре у меня зазвонил телефон.

— Мать, ничего не говори, только слушай, у меня нет денег на телефон. Две недели я болен инфекционной желтухой. Прилетаю завтра, устрой всё, что надо.

Разговор меня простимулировал — будь здоров! Я быстренько устроила койку в инфекционной больнице. Заявила семейке, что в аэропорт никого не возьму, достала из шкафа тулупчик Ежи: он ведь прилетит в летнем пиджачке, его осенняя куртка как раз на полпути в Алжир, а у нас четырнадцать градусов мороза. Закупила в больших количествах риванол. Невестке запретила даже думать про аэропорт Окенче, ведь она была беременна и собиралась рожать под Новый год, контакт с желтухой ей явно был не показан.

Я везла Ежи по городу, сначала домой, на чем он настаивал, а потом в больницу, и была свято убеждена, что сын мой бредит.

— Как же тут красиво, — твердил он слабым восторженным голосом, глядя на заваленную грязным снегом Варшаву. — Какой порядок… Как у нас чисто…

Только потом я поняла, что сын был в здравом уме и твердой памяти.

Далее у меня началась не жизнь, а сплошное веселье. Инфекционная желтуха, в конце концов, фигня какая-то. Роды, сами по себе, вообще мелочь, не стоящая внимания. Но инфекционная желтуха и роды вместе… Такое сочетание смертельному врагу не пожелаешь!

Каролина родилась перед самым Новым годом, от этого известия мой сын выздоровел в мгновение ока. Вскоре он вернулся в Алжир, а Ивона с малышкой присоединились к нему через восемь месяцев.

Для разнообразия Роберт развелся с Анкой, которая осталась у нас в семье моей церковной невесткой. Значение этого термина я объяснила в книге «Стечение обстоятельств», но могу повторить и еще раз.

Придумал его мой отец. Вскоре после моего развода, когда мой муж еще проведывал своих детей, отец как-то спросил:

— А мой церковный сегодня придет?

Семья уставилась на него с удивлением:

— Какой церковный?

— Ну, мой церковный зять, — неохотно пояснил отец. — Он развелся с моей дочкой, но ведь церковный-то брак не аннулировали. Значит, он и остался церковным зятем.

По тому же принципу и у меня Анка осталась церковной невесткой. Немного позже она вышла замуж за Мацека, которого я, своим чередом, признала церковным зятем, а их дочка Агата — моя церковная внучка.

Младший сын Марека, Славек, позаботился, чтобы мы с его папой не слишком скучали. Тут самое время коснуться книги «Дикий белок».

История эта родилась во многом под влиянием Марека, но это не значит, что он вдохновил меня на ее создание.

«Дикий белок» — это плод страсти Марека критиковать всё и всех вокруг. На похвалы он был скуп, как Гарпагон,[15]зато все плохое вызывало взрыв бесконечного потока критики. Я не обращала внимания на разные глупости, а он талантливо вылавливал их, вдобавок отличался исключительной страстью преувеличивать размеры предполагаемых катастроф.

Другое дело, что все идиотизмы, описанные в книге, действительно подлинные, и лучше снова взять в руки книгу, потому что не переписывать же мне ее здесь?

Началось с того, что Славек пошел учиться на ветеринара и обнаружил в себе страсть к лошадям. Вместе со своим приятелем на паях они купили кобылу, Циннию, полукровку с хорошей родословной. Так Славек сделался владельцем половины лошади.

Собственно говоря, возьмите-ка в другую руку «Флоренцию, дочь Дьявола», именно в этой книге и начинается настоящая история кобылы.

Эта «пол-лошади» ожеребилась кобылкой Фрезией, и Славек произвел обмен — отдал свою половину лошади за целого жеребеночка и превратился в единоличного хозяина лошадки Фрезии, послужившей прототипом Флоренции.

Кроме Фрезии, имелась у Славека и невеста, тоже лошадница, у которой был свой личный мерин. Некоторое время все три лошади жили вместе: Цинния — мать Фрезии, Фрезия и Удалец — рослый мерин. Потом хозяин Циннии увез ее в другое место, и компанию составляли уже только Фрезия и Удалец.

Все фортели, приписанные мной Флоренции, вытворяла, конечно же, Фрезия. Я бы не осмелилась выдумать что-нибудь подобное. Прыгучая она была невероятно, прыгать любила, причем, завидев препятствие, поворачивала к нему внезапно — так что наездники с нее летели веером направо и налево. Силы у Фрезии были совершенно неисчерпаемые, и она была просто идеальной кандидатурой на Большие Пардубицкие скачки, но все ее таланты Славек элементарно зарыл в землю.

Вернусь опять к воспоминаниям о Мареке. Мучил он меня невероятно, самыми изощренными способами, можно сказать, измывался. Причем в муках моих принимали участие ни в чем не повинные люди, которые и не догадывались, что доставляют мне такие неприятности. Может быть, в данный момент, прочитав эту книжку, они придут в ужас, узнав, что послужили орудием пыток. Так вот, официально заявляю: дорогие люди, у меня нет к вам никаких претензий!

Речь идет о встречах с читателями. Марек упорно ездил со мной на все эти встречи, глубоко убежденный, что жертвует собой ради моего блага. Вообще-то — да. Я могла не заботиться об автомобиле в случае его поломки, Марек всё починил бы. Однако на этом все преимущества заканчивались. Его общество мне боком выходило, и до сего времени при воспоминании обо всем пережитом зубы у меня начинают скрипеть от злости сами собой.

Встречи с читателями — это, с одной стороны, допинг: интерес людей, симпатия, дружелюбие. Взаимная расположенность поддерживает автора, заряжает энергией — просто одно удовольствие. С другой стороны — лучше уж работать кайлом в каменоломне…