Читать книгу "Как продать душу. Краткое руководство для светской львицы - Кэтлин О'Рейли"

Покончив с ланчем, мы просто молча смотрим на волны. Мне ужасно нравится на пляже, главным образом потому, что Усамабад от него чертовски далеко.

— Натаниэль, тебе случалось убивать людей?

Он кивает, но в подробности вдаваться явно не намерен.

— А тебе не кажется, что это грех?

Вопрос звучит бестактно, но ведь я рассчитывала разговорить Натаниэля и убедиться, что не я одна такая скверная. Кажется, перегнула палку. Оправдания мне нет, а Натаниэль здорово обиделся.

— Думаешь, Ви, я поведусь на твои уловки? Не поверю, что ты настолько наивна.

Знал бы Натаниэль, до чего мне хочется, чтобы он был грешным, скверным, испорченным! Или хотя бы морально неустойчивым, вроде меня.

— Нет, ты хороший, — подытоживаю я.

На губах остается легкий привкус грусти.

Потом мы долго-долго гуляем. По пляжу толпами ходят подростки и пенсионеры — повылезли к вечеру. Аккуратные домики чередуются с магазинами, цены в которых зашкаливают — в раю экономить как-то не принято. Вскоре солнце садится, и на побережье официально наступает ночь. Пляж тут же преображается — в темноте шум океана успокаивает, как четвертый мартини. На секунду я вспоминаю о будущем ребенке Меган.

— Натаниэль, можно тебя кое о чем спросить?

— Да о чем угодно.

— Ты когда-нибудь думаешь о конце света?

Натаниэль качает головой:

— Чего о нем думать — я его своими глазами видел, и не раз.

По интонации я понимаю, что Натаниэль имеет в виду далеко не фильм «Армагеддон».

— Как тебе кажется, ты попадешь в рай?

— Нет никакого рая. После смерти ничего не будет.

У меня прямо язык чешется сказать, что он заблуждается, и привести неоспоримые аргументы, но я и так уже сваляла дуру, представив Люси подругу. Умные, как известно, учатся на своих ошибках. А очень умные (к каковым я, по-видимому, не отношусь) — на чужих.

Встает полная луна, по волнам бежит лунная дорожка. Мы возвращаемся к мотоциклу.

— Давай еще побудем, — прошу я.

— Это в Джерси-то? — усмехается Натаниэль.

— Джерси не так уж плох.

Я устраиваюсь на сиденье мотоцикла. Натаниэль обнимает меня сзади, сцепляет пальцы у меня на талии, как будто мы уже едем и я могу упасть. Я прислоняюсь к его груди, он убаюкивает меня рассказами о бурной юности. Боже, сколько же возможностей я упустила!

— Натаниэль, тебе есть в чем раскаиваться?

Он замолкает, но я слышу, как он шумно дышит, пока обдумывает ответ.

— Да, есть, конечно. Я наделал дел, пока пил. Отец умер в прошлом году, а я так и не попросил у него прощения за свои подвиги. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы пришел к отцу с повинной.

— Но ведь твоя мать жива. Ты можешь искупить вину перед отцом, заботясь о матери.

— Ну да, конечно могу. Родители переехали в Мидуэст, когда я поступил на службу. Я к ним редко приезжал, особенно пока отец был жив. Потом, уже когда мать осталась одна, пару раз помогал ей с домом.

— Понятно.

Мне ли не знать, что такое «сделанного не воротишь»!

— Ви, а ты в чем-нибудь раскаиваешься?

— Конечно. Чем я лучше других?

Натаниэль, как воспитанный мальчик, не требует подробностей, у меня ни малейшего желания исповедоваться.

— Лучше расскажи о своем вечере встречи. Как обычно проходят такие мероприятия? Наверное, парни в камуфляже весь вечер потягивают пиво, играют в покер и травят байки о своих любовных похождениях?

Натаниэль смеется.

— Да, примерно так все и происходит. Слушай, а пойдем со мной! Будет обед, а потом танцы. Хотя, конечно, в твоей «Шотландке» все намного пафоснее.

Мое желание пойти с Натаниэлем гораздо сильнее, чем следовало бы. Натаниэль в сто раз опаснее всех мужчин из моего окружения, вместе взятых, и я это знала с самого первого дня. Он хочет затянуть меня в болото, из которого я насилу выбралась и обратной дороги в которое нет. И ни Натаниэлевы волшебные поцелуи, ни его нежные взгляды тут не помогут. Я морщу нос.

— Спасибо, конечно, за приглашение, но ты ведь знаешь, такие мероприятия не в моем стиле.

Блеск в Натаниэлевых глазах становится холоднее. Я закидываю голову и смягчаю отказ поцелуем. Натаниэль перебирается на свое место и заводит мотор. В темноте не видно, что глаза у него теперь как лед, но я-то знаю: холод никуда не делся.

— Не понимаю, о чем я только думал, — сухо произносит Натаниэль.

Зато я прекрасно понимаю, о чем конкретно он думал, но, сколько бы я сама ни думала об этом, судьба моя предрешена. Обратно ехать далеко не так прикольно — я успеваю возненавидеть Манхэттен прежде, чем впереди появляются знакомые огни. Я продала душу за то, чтобы жить в Нью-Йорке, а меня тянет обратно в Джерси.

Сегодня четверг — меня ждет ужин у Люси, королевы ада. А дома мне светит просмотр «Кумира Америки» в обществе мамули. Прямо хоть разорвись. Я отправляюсь в логово дьявола, неся на своих плечах (простите, бедрах) всю мировую скорбь.

Едва переступив порог квартиры Люси, я попадаю в преисподнюю, где все как сговорившись ходят с распущенными волосами и… в коричневом. В жизни не видела столько твида и вельвета одновременно. Но это бы еще ничего. На глаза попадается личность в камуфляже, и я в ужасе пячусь к выходу. От умных разговоров дышать темно. Неужели я стану тушеваться перед этим высоколобым бомондом? Не дождутся!

Меган в своей стихии. Может, богемные замашки, которые она прежде успешно душила, наконец взяли верх, а может, у нее просто нет вкуса — поди пойми. В гостиной все так же, как мне запомнилось, только смазливый бармен куда-то делся. Посреди комнаты красуется обеденный стол (весь из себя антикварный, наверняка «чиппендейл»). На стенах размещено не меньше сотни маленьких жидкокристаллических телевизоров, и каждый жужжит свое. Интересно, что показывают в логове дьявола? Как ни странно, ничего сугубо дьявольского. Крутится клип из фильма «Шестьдесят минут», в котором фигурирует тип, как две капли воды похожий на типа, прислонившегося к стене в стороне от толпы.

С другого жидкокристаллического экрана передают интервью, поминают некоего Хоббса. Понятия не имею, что за птица Хоббс, да и какая разница? Все, однако, горячо обсуждают Хоббсовы похождения. Я собираюсь проследовать дальше, но тут подгребает Шелби. Я, как ни странно, рада: уж лучше Шел, чем эти интеллектуалы. Взгляд падает на подбородок Шелби — он безупречен, и отсутствие кашне говорит само за себя. Элементарно, мой дорогой Ватсон, чудеса пластической хирургии, только и всего. Я осторожно заглядываю Шелби за уши.

— Не парься, швов все равно не найдешь. Я очень старалась.

Глаза у Шелби прямо светятся.