Читать книгу "Там, где кончается река - Чарлз Мартин"

Удовлетворенный своей маленькой лекцией, репортер сделал паузу, чтобы ответить на очередной вопрос.

— Большая часть Южной Флориды обезлюдела, и пройдет немало времени, прежде чем люди попытаются вернуться в свои дома. Проблема в том, что ураган не закончился. С полудня 27 мая до раннего утра 29-го «Энни» носилась над Флоридой, полностью парализовав дорожное движение. Повсюду сильные паводки. И это еще не все…

Продавец переключил на другой канал и снова шикнул на приятелей.

— Тихо! Вот оно. Говорят, этот сукин сын прикончил ее, закопал тело и теперь сидит где-нибудь на бразильском пляже и пересчитывает денежки.

Я взглянул на экран, но что-то подсказывало, что увиденное мне не понравится.

Реклама закончилась, и к камере обернулась белокурая ведущая.

— К региональным новостям. Бывшая супермодель и чарлстонский дизайнер Эбби Элиот пропала.

На экране возникла фотография Эбби, следом несколько снимков, отражающих разные грани ее карьеры.

— Ее муж, местный художник Досс Майклз, разыскивается по подозрению в убийстве.

Фотография Эбби сдвинулась влево, чтобы дать место моему снимку. Не знаю, где они его взяли, но выглядел он как тюремная фотография.

— Пережив четыре года назад двойную мастэктомию, Эбби Элиот, некогда входившая в число десяти первых красавиц планеты, стала неофициальным духовным лидером женщин, страдающих от рака груди, когда обратилась к ним за моральной поддержкой во время курса химиотерапии. Но два года назад случился рецидив — болезнь поразила мозг. Мы переключаемся на пресс-конференцию, которую сейчас дает ее отец, бывший губернатор Южной Каролины, а ныне — четырехкратно переизбранный сенатор.

На экране появился дом Колмэнов. Сенатор в джинсах и белой рубашке вышел на крыльцо и заговорил, обращаясь к репортерам:

— Доброе утро. Спасибо, что пришли. — Он обвел взглядом толпу журналистов. — Два года назад рак вновь поразил Эбигейл Грейс. — Сенатор так и не привык к манере Эбби публично обсуждать свою грудь. Точнее, ее отсутствие. Он указал себе на затылок. — Теперь болезнь пустила корни здесь. У моей дочери поражена центральная нервная система. Поскольку мозг — очень чувствительное место, хирургическое вмешательство исключено. Эбигейл Грейс — настоящий боец, и она приняла это достойно. — Сенатор вытер лицо платком. — Как известно многим из вас, я стал донором, когда ей вторично потребовалась пересадка костного мозга. Но… ничего не получилось. Я думаю об этом каждый день. Две недели назад мы исчерпали все варианты, привезли Эбигейл Грейс домой, созвали семейный совет и позвонили в хоспис.

Он глубоко вздохнул. Сочувствующий отец, который одновременно подсчитывает голоса избирателей. Сенатор жестом подозвал жену — Кэтрин приблизилась и обняла его.

— Мы знаем, что Эбигейл Грейс хотела бы быть дома, с семьей. — Отработанный тон и идеально поставленный голос. — Ей нужно находиться под постоянным наблюдением врачей. Намерения Досса нам неизвестны… — Моя фотография снова возникла в правом верхнем углу экрана. — Он наш зять вот уже четырнадцать лет, но, разумеется, трудно предположить, что сейчас он действует в интересах Эбигейл Грейс, поскольку оторвал ее от семьи и врачей в последние дни жизни.

Сенатор посмотрел прямо в камеру и поманил кого-то, кто стоял вне поля зрения. В кадре показался коротышка в белом халате с серьезным выражением лица. Сенатор обнял его за плечи.

— Это доктор Уэйн Мэсси.

Я не сразу его узнал. Телевидение странным образом меняет людей. Сенатор прав. Уэйн Мэсси — хороший врач. Стены его кабинета сплошь увешаны похвальными грамотами. Он специализировался по изучению гематоэнцефалического барьера и связался с нами, надеясь, что Эбби сможет принять участие в исследованиях.

Сенатор подался вперед.

— Доктор Мэсси — один из ведущих специалистов по изучению тех проблем, с которыми столкнулась Эбигейл Грейс.

Я заметил, как осторожно он подбирает слова.

Примерно месяц назад мы позвонили Мэсси — мы тогда хватались за соломинку. Врач выслушал нас, задал несколько вопросов, но предложенный им курс лечения не изменил бы итог, а только отсрочил бы неизбежное на несколько недель. Даже тогда Мэсси ничего не мог гарантировать. Это его слова, не мои. Эбби сама решила не начинать этот курс. Наш телефонный разговор завершился так: «Медицинское сообщество, которое я представляю, ничем не может ей помочь. Мне очень жаль».

Когда именно человек перестает бороться? Когда желание покоя берет верх над возможностью прожить еще несколько мучительных — даже более мучительных — недель? Ответа на этот вопрос я пока не нашел.

Сенатор знал, что мы обращались к доктору Мэсси. И мы знали, что он в курсе, поскольку именно сенатор устроил нам эту встречу. Также он знал, что Мэсси ничего не смог нам предложить. Стоя перед камерами, врач всего лишь играл роль реквизита. Подсадной утки. Ведь публика оставалась в неведении. Это была единственная причина, по которой он здесь присутствовал.

Сенатор продолжал, и лицо у него стало еще более скорбным.

— Доктор Мэсси хотел снова обследовать Эбигейл и предложить новый курс лечения. Возможно… — Он развел руками, изображая чаши весов. — Во всяком случае, мы понятия не имеем, что может случиться в ближайшие несколько дней. — Он похлопал доктора Мэсси по плечу. — Мы еще поборемся.

Великолепно. Всего за несколько секунд сенатор задал публике риторический вопрос: не похоже ли на то, что я — завистливый неудачник, много лет на буксире у всемирно знаменитой модели — намеренно лишаю Эбби лечения и шансов на исцеление? Не мотивирован ли мои поступок жаждой убийства? Конечно, сенатор бесстыдно лгал, но какая разница? Он знал, что наилучший способ вызвать сочувствие публики — это поставить вопрос и создать правильное настроение. Перед судом общественного мнения оно равняется реальности. С тем же успехом мне могли бы накинуть петлю на шею.

Сенатор собрался с духом.

— Досс… пожалуйста, верни мне… — он обнял Кэтрин, — верни нам кашу дочь… пока не поздно.

Перед камерами снова появилась ведущая, которая постукивала карандашом по столу. Она повернулась к своему коллеге, который хранил молчание во время репортажа.

— Когда я боролась с раком груди, Эбби Элиот служила для меня примером. Она даже… — глаза журналистки увлажнились, — даже прислала мне ободряющее письмо, когда у меня выпали волосы…

Продавец выключил звук, и бросил пульт на прилавок.

— Надеюсь, они поймают этого сукина…

Заработал холодильник и заглушил его слова, но я услышал достаточно. Суд общественного мнения долго не продлится. Я тихонько сложил покупки на полку, выскользнул через боковую дверь, добрался до пристани, отвязал каноэ и оттолкнулся с необычайной силой.

Эбби села.

— Все в порядке?

Я окунул шляпу в воду, смочил поля, снова надел ее и кивнул.