Читать книгу "Запоздалая оттепель - Эльмира Нетесова"

— Молодец Кузьма! Слышь, Санька, вот такой тебе мужик нужен! А не тот, что ты нашла! Глянь, как дом выровнял. С колен на ноги поставил. И как справился один? Глядишь, за отпуск успеет много!

— Я в том не соображаю, — отвернулась Шурка.

— А ну иди сюда! Ты чего это ревешь, телушка наша? Что стряслось? Иль обидел тебя Кузьма? — заглянул в лицо сестры. Та взахлеб разревелась. Но стыдилась признаться. — Говори! Обидел чем?

— Нет! А может, да! Не видит меня вовсе. Даже не смотрит. Раньше другой был. Теперь закаменел.

— И что? Ты ж оттолкнула! — рассмеялся громко, поняв, в чем дело.

— Я ж баба! Не могу враз! Теперь его отворотило навовсе, — жаловалась тихо, делясь сокровенным.

— Тут сама смотри. Я просил его помочь с домом. О тебе не говорили!

— И не вспоминал про меня? — вытянулось лицо Шурки.

— Может, и помнил. Но молчал.

— Вот так все вы! Ничего серьезного!

— А ты дала повод к тому? Или рассчитываешь, что Кузьма станет перед тобой поклоны бить? Сразу говорю — не дождешься.

— Он хоть не отпирался ко мне прийти? — спросила баба, дрогнув голосом.

— Не к тебе. Дом ремонтировать пришел. Сам не набивался. Но и не спешил. Я его привез. И не лезь к нему, коль не видит тебя! Имей гордость.

— Хорошо мужикам говорить! А я — баба! Годочки катятся. Нешто и впрямь в твоем стардоме доживать стану? — заплакала тихо.

— Да будет реветь. Сыщи в себе тепло. Разберись, нужен ли тебе Кузьма? Дорог ли? Коль поймешь, все остальное подскажет сердце. Без меня справишься. Одно скажу: человек он порядочный, трудяга! Только очень невезучий и несчастный. Мало доброго в жизни видел, потому недоверчив к людям. Но знай еще. У нас в стардоме его уважают. И не только. Все бабки вокруг него вьюнами ходят. Уведут, потом не отнимешь, — усмехался Яшка откровенно. И спросил: — Когда он обещал вернуться сюда?

— Ничего не сказал. Он со мной почти не разговаривает. Видать, свои заботы заели…

Кузьма и впрямь переживал, почему ни Женька, ни Егор не сообщили до сих пор, кого родила Зинка. Хотя просил о том, и они обещали.

Человек вошел в дом, тревожась. На кухне Женька картошку жарил.

— Кто родился? — забыл поздороваться. Внук от неожиданности нож из рук выронил.

— Дед! А мамка в больнице. Совсем плохо ей. Помирала. Не смогла родить. Брата… Пришлось доставать по частям. Иначе… Он уже умер в животе. Сказали, что из-за нервов. Она много пережила. А все на него легло. Он сильно маленький для большой беды. Теперь бы мамку спасти. Отец с ней все время. Домой звонит. Одну оставлять боится. Первые три дна она в реанимации лежала. Теперь вот в сознании. Уже ест. А то все на капельнице. Но вставать нельзя. Температура большая. Я хотел к ней, но отец не разрешил. Сказал, что рано, надо подождать. Вот и живу один. А так хотелось брата, — вздохнул пацан совсем по-взрослому и добавил: — Теперь я их никогда не уговорю…

— В том все мы виноваты, внучок. И я, и отец. Не сумели сберечь ту жизнь. Сами себя и Зинку извели. Позабыли, что она всего лишь баба!

— Во! И папка так сказал! Мол, копили, собирали, а снова могли быть в доме похороны. Какими деньгами беду отведешь от порога? И плакал… Что кругом виноват. И я с ним тоже. Теперь совсем помирились. Отец даже не ругает. А когда звонит, всегда просит беречь себя. И голос у него очень дрожит.

Кузьма позвонил сыну. Тот повторил услышанное от Женьки, добавив, что сегодня Зина уже ела сидя. Но очень слаба. И пробудет в больнице с неделю.

— Андрей с Ниной приходили в больницу. Навестили нас. Натащили всего. И все просили крепиться. Мол, выйдет Зина, будем навещать часто.

— Молодчаги! — похвалил Кузьма.

— Была и Ольга. С Максимом. Ну, сестра жалела Зину. Сочувствовала. А тот придурок, как всегда, ляпнул такое, что я перед врачами и медсестрами краснел. Мол, не тужи! В бабьем животе еще полдеревни пищит. Конечно, не так, грубо сказал! Обидно! Животное, не человек! Ольку жаль. Краснеет за него. Предложил ей домой вернуться. Она в ответ, мол, ребенок у нас. Не могу сиротить. Вот так-то! Я ей сказал: надумаешь вернуться — всегда примем!

— Не стоит так, сынок! Максим обидел и тебя, и меня, но с Ольгой у них все ладится. Живут. Если б им не дорожила, давно бы ушла! И дите не удержало бы семью! Это точно! Ты прими его, какой он есть! Не всем же в жизни умниками быть. Без дураков даже скушно. А Максим не глупец. Он худче. Но то только его боль… — Не договорил Кузьма своего мнения о зяте, как чья-то рука легла на плечо.

— Полощешь меня, плесень? Обсираешь до самой задницы?

Кузьма, пообещав Егору прийти через неделю, наспех простился, повесил трубку.

— Сам ты говно! Я с твоей дочкой живу. Можно сказать, прямая родня! Единственный средь вас — алмаз! А вы — сплошные булыжники! Ну, посуди сам! Развесил бы я сопли, как вы все, в той больнице! Стал бы кудахтать над Зинкой, как другие. Она и поверила б, что дело швах. Сгнила бы заживо! Ведь человеку сто раз скажи, что он — свинья, на сто первый — сам захрюкает. Тебе надо, чтоб она свалила на погост? Нет? И мне не надо. Она не теща, жить не мешала. Я и сказал ей правду, мол, не кисни, тебя еще трахать можно и нужно. Не ставь на себе крест раньше времени! Ничего особого не случилось. Главное — самой на ноги встать. А дитя будет. Их в твоей транде — полдеревни пищит. Зинка меня поняла, расхохоталась, а Егор — тьфу ты, ну ты! Покраснел и давай мне выговаривать. Ну, я его послал, как полудурка — на переделку. И медсестричке, жопастенькая там бегала вокруг, посоветовал Егора в гондон засунуть и опустить в формалин. За это Егор выставил меня из больницы. Ну и хрен с ним!

— Максим, ты зачем срамишь Егорку перед всеми? — не выдержал Кузьма.

— Они давно знают, что ты его наспех сделал. И не спорь, плесень! Не бухти! Пошли из багажника жратву затащим! — позвал за собой Кузьму, ворча по пути: — Сам говно, говнюка родил, еще и корячатся! Интеллигенты, вашу мать! Пацана голодным оставили! Единственного гения не берегут! Он мне магнитолу починил, вставил в машину. Я как врубил ее на всю катушку, ментов вмиг сдуло вместе с гаишниками. Там такая прикольная песня была! Ну а пассажиры ко мне валом повалили. Я теперь магнитолу даже ночью не вырубаю. — Открыл багажник, доставая сумки, набитые доверху. — Тихо! Тут яйцы! Не мои! Но все равно не побей! И молоко возьми. Хлеб и сахар. И еще сумку!

— У меня только две руки! — напомнил Кузьма.

— И все? — хохотнул Максим, обвешавшись сумками так, как будто вздумал удавиться ими. — Шустри, плесень! — подгонял Кузьму. И семенил следом, пыхтя и матерясь. — Слышь, кент! Вот тебе хамовка! — завалил кухню продуктами. И, глядя на удивленного Женьку, добавил: — Дня на три тебе хватит. А там снова подкину жорова. Ты не ссы! Не дам тебе голодать! Покуда жив, держать стану! Ты в нашей своре самый головастый хмырь! Клевый чувак! Я это раньше всех допер! Нынче весь день для тебя пахал. И вишь, что-то заколотил!