Читать книгу "Ричард Длинные Руки - император - Гай Юлий Орловский"

— Хорошо. Эльфы наконец-то выступили.

Он посмотрел на меня с ужасом и восторгом. Такими же глазами, как, я заметил, смотрят и все, кто прислушивается к рассказу.

— По вашему приказу?

— По договоренности, — пояснил я. — Спасибо за добрую весть. Забейтесь с семьей в лес как можно дальше. Думаю, скоро все кончится. Потерпите. Потом заживем.

Он спросил с надеждой.

— А с эльфами потом как?

— Живете к лесу близко?

— Рядом!.. В десятке ярдов от края. Дикие свиньи к нам ходят ночью в огороде рыться.

— Эльфы тоже будут заходить, — пообещал я. — Если будете вежливыми. Даже играть с детьми, они детей обожают. И вы сможете ходить к ним.

Он прошептал в счастливом изумлении:

— Вот жизнь будет… дождаться бы…

— Уже скоро, — пообещал я, хотя сердце сжалось в тревоге, — мы найдем способ победить. Господь человека создал победителем!.. И мы должны это доказывать в различных испытаниях, которые посылает Господь. Иди и успокой своих. Враг будет разбит, победа будет за нами, флаг водрузим… где-нить водрузим.

Альберт добавил:

— Водружать мы любим. Просто обожаем!

Глава 8

Тамплиер подошел, как шагающая башня из сверкающей стали, все на нем настолько подогнано и прилажено, что выглядит, как гигантская рыба в чешуе, ничто не скрипнет, не звякнет.

— Ваше величество, — произнес он церемонно, однако с неким угрожающим оттенком, — я заметил, бои начались без меня.

Я кивнул.

— Вы это заметили? Похвально.

— Ваше величество, — продолжил он тем же ровным голосом с нотками гнева, — я выражаю недоумение…

— Разумеется, — сказал я. — Думаете, я жду от вас понимания? Вы же не алхимик какой-то! Конечно, благородное недоумение. И непонимание. Тоже благородное. И неразумение, а это вообще…

Он повысил голос:

— В связи с этим я настоятельно требую своего участия!

Я покачал головой.

— Нет.

Он воззрился на меня в изумлении.

— Как нет?

— А вот так, — отрезал я, — нет. Или я, король, обязан разъяснять свой каждый шаг рядовым рыцарям, барон?

Он чуть опомнился, вижу по лицу, сказал чуть-чуть тише:

— Как король, нет. Но вы паладин, сэр Ричард. Я и сэр Сигизмунд тоже паладины. Нас трое, вы не должны держать от нас ничего в секрете!

— Ничего?

— Ничего важного, — уточнил он. — О безобразных отношениях с женщинами можете умолчать, об этом и так все знают.

— Как паладин, — согласился я, — не могу, как король — обязан. Но в виде исключения отвечу вам, сэр Тамплиер. Все наши отряды, вступившие в боевое соприкосновение с противником, погибли. Увы, ни один человек не вернулся.

Он повысил голос:

— Я готов сразиться с любым противником… Не могу поверить, вы что, меня жалеете?

Я покачал головой.

— Ничуть. Поверьте, если бы ваша красивая гибель могла спасти мир от врага, я бы тут же послал вас биться лбом о Маркус. Но вы не настолько важная для мироздания цаца. Потому держу вас здесь и буду придерживать для решающего боя.

Он осведомился недоверчиво:

— Что за такой решающий?

— Когда будем уничтожать, — сообщил я, — тогда и. Я не жизнь вам берегу, сэр Тамплиер. Что мне ваша жизнь?.. Я государственные интересы блюду. Потому вы погибнете там, в последней битве.

Он некоторое время смотрел, набычившись, все вокруг на всякий случай молчат и почти не дышат, разговор у нас какой-то не совсем политесный, а даже опасно сворачивает в сторону мужского.

— Ладно, — прорычал он угрожающе, — если сумеем ворваться в их крепость…

— Сумеем, — заверил я.

— Как?

— Не знаю, — сообщил я. — Но все задачи решаемы, как показал нам Господь на своем примере, сотворив землю и столько всяких зверей и насекомых, что с ума сойти можно!.. Решим и мы. Иначе нельзя.

Альбрехт пробормотал:

— Если не решим, нас не будет.

Сэр Келляве перекрестился и добавил смиренно:

— Господь создаст более решительных. В смысле, решаемых.

Бобик еще с той нашей схватки встревожен, постоянно трется возле меня и заглядывает в глаза с вопросом: ты меня все еще любишь?

Я погладил его по огромной голове — как можно не любить такое преданное и верное чудо. Боудеррия наблюдала со стороны, я перехватил ее взгляд, буркнул:

— Странно… весьма странно. Все думаю и никак не пойму.

— Что? — спросила она. — Что твой пес спас тебе жизнь?

— Нет, — ответил я, — он это делал и раньше. Но я запретил нападать на людей. Только на монстров.

— А это и есть монстры, — сообщила она очень серьезно. — Хоть и люди.

— Люди еще те монстры, — согласился я. — Особенно, когда люди… Но все равно что-то непонятное. Они же люди, хоть и монстры!

Она сказала беспечно:

— Он твой преданный друг. Не слуга, а друг. И сам принимает решения, когда тебя спасать, а когда нет.

Я кивнул, вроде бы все верно, однако что-то тревожное засело глубоко в груди. Раньше Бобик так не делал. Что-то изменилось в наших отношениях? Собаки, взрослея, время от времени делают попытку подчинить себе хозяина и стать во главе стаи, как они это понимают. Хозяин обычно старается дать отпор и поставить собаку на ее место, но иногда тем удается подчинить себе женщин или слишком уж сюсюкающих с ними мужчин.

С другой стороны, Адский Пес сейчас вовсе не старается выглядеть доминантом, прижимает уши и виновато опускает голову.

— Бобик, — сказал я наставительно, — я тебя люблю. И буду любить. Но ты слушайся меня, потому что я твой папа.

Он ликующе взвизгнул. Я едва успел прижаться спиной к толстому стволу, как он бросился ко мне на шею с телячье-собачьими нежностями и едва не повалил вместе с деревом.

Из небольшого бревенчатого домика вышел, поддерживаемый под руку священником, отец Дитрих, бледный и уже усталый с утра, болотный воздух только жабам на пользу.

Священник усадил его на колоду возле входа, отвесил поклон и удалился. Бобик ринулся к нему первым, отец Дитрих погладил ему лобастую голову.

— Отец Дитрих, — сказал я.

— Сэр Ричард…

Я поцеловал ему руку, сердце сжалось при виде ее немощности и костлявости.

— Я слышал, — произнес он слабым голосом, — есть хорошие новости?

— Пока нейтральные, — ответил я. — Отец Дитрих, вы наверняка знаете что-нибудь о монахах… Ксени-братства?