Читать книгу "Мозаичная ловушка - Холли Габбер"

На следующее утро ему позвонила мама и категоричным тоном попросила приехать. Он до–брался до городской квартиры во второй половине дня, поздоровался с возникнувшей вдалеке Ташей, сразу же осведомившейся, будет ли он обедать (нет, спасибо), и прошел в гостиную. Мама восседала в резном кресле с высокой спинкой – настоящая надменная королева: правда, облаченная не в мантию, а в белоснежный джемпер с высоким воротом и бледно-кремовую узкую юбку, которая выгодно подчеркивала юношескую стройность ее фигуры. Шею украшали любимые мамины бусы: два ряда крупных круглых жемчужин – сверху белые, снизу черные. Все-таки мама продолжала оставаться безупречно элегантной женщиной!

– Ларри, – сказала она нарочито спокойным голосом, благополучно опуская любые варианты предисловий, – что за жуткая дама постбальзаковского возраста была с тобой вчера в театре?

Облокотившись на спинку кресла, стоящего напротив, Ларри весь подобрался, как перед дракой, и прищурил глаза.

– Это моя хорошая знакомая, и я не считаю данные тобой характеристики ни верными, ни корректными.

– Останемся пока каждый при своем мнении. Кто она?

– Она живет недалеко от Ричмонд-Хилла. Она очень милая и славная. А что, собственно, ты хочешь узнать? Ее профессию? По-моему, я могу пригласить в театр любую понравившуюся мне женщину, не спрашивая твоего разрешения.

– Ты с ней спишь?

– Я не обязан перед тобой отчитываться, мама. Это мое дело, и только мое.

Откинувшись на спинку кресла, Памела сложила кончики длинных пальцев. Оба выдерживали паузу, как бойцы на ринге, кружащие друг напротив друга и ожидающие неожиданного броска соперника.

– Неверное утверждение, мой дорогой. Я навела справки и узнала, сколько денег исчезло с твоего счета за последний месяц. Несложно догадаться, куда они делись. Но мы с папой зарабатывали их не для того, чтобы ты все спустил на серенькую крысу из предместья.

Ларри взвился:

– Я сам решаю, как мне распоряжаться деньгами! Раз уж вы с папой перевели их на мой счет, то нечего его контролировать! И пожалуйста, не оскорбляй эту женщину. Ее зовут Кейси, мама, и я ее люблю! Понимаешь? У нас… настоящая любовь.

– Да ну? А ты понимаешь, что она старше тебя лет на двадцать? Ты спутался с какой-то вертлявой мадам, вошедшей в возраст охоты на мальчиков, да еще тратишь на нее баснословные суммы? Я видела, какие на ней были надеты серьги! Неужели ты преподнес ей этот розовый жемчуг? Он же дороже моего!

– А ты изучала Кейси в бинокль? Лучше бы смотрела на сцену, мама, пьеса того стоила.

– Ларри, ты сошел с ума! Твой папа убежден, что ты достаточно умен и выдержан, чтобы встречаться с кем угодно и избегать фатальных последствий, но я так не считаю. Ты слишком молод, и ты явно потерял голову! Поверь, первейшим твоим достоинством эта Кейси полагает готовность не считаться с расходами. Не безумствуй! Твоя настоящая любовь сгорит за пару месяцев, а ты успеешь натворить столько глупостей, что потом десять лет мы все будем вспоминать эту историю с содроганием! Не веди себя как идиот, Ларри, держи чувства под контролем! И если хочешь знать мое мнение, эта костлявая фурия не стоит твоей любви!

У Ларри потемнело в глазах: он закусил удила.

– Я уже просил не оскорблять ее! Мне плевать на твое мнение! Ты слишком поздно решила взяться за мое воспитание! И мне все равно, сколько ей лет! Буду вести себя, как пожелаю! И вообще… Я, может, женюсь на ней!

Это был неожиданный для него самого экспромт, но уже произнеся последнюю фразу, он подумал, что она не так уж крамольна. Возможно, вот он – тот выход, который поменяет ситуацию в корне? Если он перестанет быть сопливым любовником и перейдет в статус законного супруга, возможно, отношение к нему Кейси изменится на диаметрально противоположное, она станет покорной и ласковой женой и позволит ему разнообразнейшие безумства? Правда, она уже замужем. Но почему бы ей не бросить своего трухлявого мужа, которому уже перевалило за пятьдесят, и не приобрести другого – молодого, красивого, обеспеченного? Все эти рассуждения промелькнули в его мозгу за долю секунды. Между тем мама медленно поднялась – тонкая, изящная, взбешенная – и замерла напротив него, как змея, готовая ужалить.

– Даже думать об этом не смей, глупый мальчишка! Если ты сделаешь предложение этой женщине, то горько пожалеешь! Мы перестанем помогать тебе материально! На что будешь роскошествовать? Ты пока никто, ты целиком зависишь от нас, твое будущее в профессиональном плане весьма туманно! Думаешь, Кейси нужен неимущий студент? Думаешь, ей понравится, если ты перестанешь дарить ей дорогие побрякушки? Предложишь ей рай в шалаше? Да она немедленно тебя бросит!

Один из бойцов изловчился и нанес коварный удар в самое уязвимое место. Ларри мгновенно понял, что мама права, но отступать ему не позволили гордость и честолюбие.

– Да я сам не возьму у вас больше ни цента. Ты тоже… не смей мне приказывать. Я совершеннолетний и сам решу, как мне жить дальше. Женюсь на ком хочу. Вот так.

Мама размахнулась и яростно залепила ему по физиономии – прямо через разделявшее их кресло. Никогда прежде она пальцем до него не дотрагивалась. Ларри ощутил дикую, беспредельную обиду: как она могла не понять его чувств, не одобрить, не поддержать, а так варварски, так примитивно отреагировать? Она же его мать! Ларри пронзил ее испепеляющим взглядом, развернулся и почти бегом отправился прочь из родительского дома.

Лето стремительно и неизбежно катилось под горку: август таял на глазах. Ларри знал, что в сентябре ему придется покинуть Ричмонд-Хилл, поэтому следовало торопиться. Правда, чувствовал он себя крайне неуверенно и неуютно, словно вышвырнутый на улицу котенок: обе любимые женщины причиняли ему одну лишь боль своими эскападами – одна не желала утешать и подбадривать, другая делала все, чтобы он постоянно нуждался в утешении и подбадривании. Он все еще верил, что дождется взаимности, однако действительность жестоко противоречила надеждам: Кейси, не получавшая больше дорогих подарков, всякие милые мелочи она, вероятно, не брала в расчет, становилась все холоднее, все неумолимее отдалялась и все меньше ему позволяла. Когда же Ларри вспоминал разговор с мамой, он сжимал кулаки и со стоном зажмуривался, силясь прогнать отвратительное воспоминание. Ему хотелось, чтобы мама, как раньше, снова назвала его ангелочком и поцеловала, но он запретил себе делать первые шаги к примирению. А еще ему хотелось, чтобы Кейси снова назвала его лапочкой и погладила по волосам, но она по непонятным причинам дулась и все чаще говорила ему мелкие гадости, которые кололи так больно – в самое сердце.

И все же Ларри – не только ослепший, но и изрядно выдохшийся от своей изнуряющей любви – ждал оптимистического финала. В конце концов за эти два месяца он пережил столько мучений, провел столько полубессонных ночей, так похудел, что имел право рассчитывать на моральную компенсацию от фортуны. Стараясь не думать о последствиях, Ларри практиче–ски обнулил свой счет и купил очаровательное колечко с розовым бриллиантом. Ему казалось, что розовый – это цвет Кейси. Вручить колечко и произнести заветные слова он решил на том самом пляже, где три недели назад почувствовал себя самым счастливым человеком на свете.