Читать книгу "Колыбельная - Владимир Данихнов"

— Верочка, простите, у нас ничего не выйдет.

— Почему? — чуть не плача спросила Верочка.

— Потому что я такое же дерьмо, как и все, — глухо произнес Леонид.

Он опустил голову, сильно тоскуя:

— Щеглов прав, я — дерьмо…

— Да ну его в задницу, твоего Щеглова, — страстно заявила Верочка и приникла губами к пересохшему рту Леонида.

Их поцелуй заметил Холмогоров, который тайно любил Верочку. Кипя от ревности, он пришел к выводу, что не даст Леониду повышения, которого тот давно добивается. Поостыв, он подумал, что не давать Леониду повышения — поступок скверный, потому что Леонид хороший работник. Выпив водки и закусив лимончиком, Холмогоров нашел другую причину не повышать Леонида. Он пришел к выводу, что Леонид своим поступком разлагает коллектив. А коллектив важнее любого работника, каким бы хорошим он ни был. Лучше я повышу Щеглова, решил Холмогоров.

Глава вторая

Программист Щеглов лежал лицом в снегу, придавленный тяжестью мира. Он несколько раз пытался подняться, но у него разъезжались ноги, и он снова падал. Его костюм был помят, волосы покрылись инеем. Мимо проходили Гордеев и Надя. Они шагали на расстоянии друг от друга, чтоб никто не подумал, что они пара. Увидев лежащего Щеглова, Надя ничего не сделала, а Гордеев подошел к обессилевшему человеку и помог ему подняться. Щеглов обнял Гордеева и стал умолять, чтоб добрый незнакомец выпил с ним за преданность, за честность и другие прекрасные свойства человеческой души. Гордеев отвел Щеглова к стоянке такси. Щеглов пытался затянуть Гордеева с собой в машину, обещал познакомить с женой и дочерью, которую зовут Помнушка (господи, такой милый ребенок, как я ее люблю, ты себе не представляешь, братишка), грозился, что если Гордеев не поедет, то и Щеглов не поедет тоже. Гордеев заплатил таксисту, чтоб он поскорее отвез пьяного Щеглова домой. Такси тронулось. Щеглов уронил голову на грудь и спал до самого дома. Надя ждала Гордеева на тротуаре. Губы ее кривились.

— Пытаешься показаться человечней, чем ты есть на самом деле, чекист? Оставь бесполезные попытки, у тебя плохо выходит.

Гордеев хмыкнул:

— Ты искренне полагаешь, что я хочу произвести на тебя впечатление, дитя?

Он холодно улыбнулся:

— Мне тебя жаль.

— Какое я тебе дитя? — возмутилась Надя.

Какой я тебе чекист, хотел спросить Гордеев, но не спросил. Небо было высокое и звездное, как в детской мечте. Снег лежал на крышах домов, как сахарная глазурь. Играла праздничная музыка. На городской елке мигали разноцветные лампочки. Огоньки горели в глазах счастливых ребятишек, предвкушавших праздник. «Как вышло, что до Нового года осталась неделя, а я провожу время с этим человеком?» — размышляла Надя о Гордееве. Что касается Гордеева, то он о Наде не думал. Он думал о смене профессии, но в голову ничего не приходило. Устроиться учителем в сельскую школу? Гордеев представил рябые лица деревенских ребят, перепачканные навозом, и понял, что прибьет линейкой одного из них в первый же день. Городскую общеобразовательную школу он вообще не брал в расчет: его от нее тошнило. Что касается какой-нибудь элитной гимназии, то Гордеев сомневался, что у него получится без содрогания глядеть в раскормленные лица элитных детей. Надя, видя, что Гордеев крепко задумался, тоже попробовала крепко задуматься, но думать было не о чем. Она радовалась, что сегодняшний вечер проводит не одна. Гордеев пошел быстрее. Наде, чтоб не отстать, пришлось бежать. Гордеев резко остановился, и она уткнулась носом ему в спину. Мне надо идти, сказал Гордеев. Надя молчала. Я еще вернусь, пообещал Гордеев. Нет, сказала Надя, ты не вернешься. Гордеев не знал, как успокоить несчастную девушку. Он сделал движение рукой, как будто хотел погладить Надю по голове, но не погладил, отвернулся и ушел. Надя следовала за ним до перекрестка, а потом потеряла белое пальто Гордеева из виду. Она замерла посреди улицы. Спешащие за подарками люди толкали беззвучно стоявшую девушку. «Это хорошо, что я чувствую, как меня толкают, — лихорадочно размышляла Надя, — это значит, я еще жива». Толстый мужчина в меховом пальто чуть не сбил Надю с ног и обругал ее. «Это хорошо, что я слышу, как мне говорят «уйди с дороги, прошмандовка, чего вылупилась», — думала Надя, — это значит, я существую среди людей, которые меня замечают». Она обняла себя за плечи: ее колотило от страшного холода.

Гордеев вернулся в гостиницу. В лифте, украшенном бумажными гирляндами, он поднялся на девятый этаж. В коридоре пахло шампанским, ковровая дорожка была усеяна конфетти. Гордеев открыл дверь номера ключ-картой. У соседей громко выпивали. Внутри его номера было тихо, как в склепе. Не включая свет, Гордеев вошел внутрь и притворил за собой дверь, отрубая звуки чужой пьяной жизни. Он двигался в темноте, как слепая хищная рыба. Нащупал дверцу холодильника, открыл, вынул бутылку ледяного пива, повертел в руках и поставил обратно. Пить не хотелось. Да и сколько можно. В кармане завибрировал мобильник. Гордеев, поколебавшись, ответил.

— Слушаю.

— Здравствуй, сынок, — произнес тихий печальный голос.

— Здравствуйте, Пал Иваныч.

— Не вешай, пожалуйста, трубку, — попросил тихий голос. — У меня к тебе серьезный разговор.

— Конечно, Пал Иваныч.

— Сынок, тебе пора завязывать с игрой в детектива, — поспешно заговорил Пал Иваныч. — Пока ты успешно раскрывал дела, на твою игру глядели сквозь пальцы, но с этим последним делом у тебя ничего не выходит; на меня смотрят как на идиота, за моей спиной болтают… чего только не болтают. Ничем хорошим это не кончится, поверь моему опыту. Пора прекращать, сынок. Ты же и сам понимаешь, что надо остановиться, верно?

Гордеев молчал. Испугавшись его молчания, Пал Иваныч продолжал:

— Ты, главное, не волнуйся, я всё устрою. Есть хорошее место в Сочинском подразделении ФСО. Сам прекрасно понимаешь, как можно подняться в связи с грядущей Олимпиадой. Большие бабки, сынок. Я уже прикупил тебе небольшую квартирку в Сочи; надеюсь, ты простишь мне эту маленькую вольность. Квартирка так себе, но это только для начала, пока устроишься, пока то да се. К тому же рядом море. Я же знаю, как ты любишь море. Помнишь, в детстве ты всё время мечтал поехать на море? Тогда не получалось, потому что мне надо было много работать; кроме того, мы мало виделись из-за разногласий с твоей мамой. Но теперь всё изменится. Теперь ты заживешь хорошей тихой жизнью, о которой мечтал с детства. Найдешь себе приличную девочку. У меня есть одна на примете, могу познакомить. Конечно, если ты не против. Я рассказал о тебе ее отцу, ты ему понравился, поверь мне. Отец у нее не последний человек; да ты, наверно, помнишь его. Степан Николаич. Лысый такой, со шрамом на щеке. Он к нам пару раз приходил раскинуть картишки. Теперь у него свой дом в Сочи. Ты бы видел этот дом; царские хоромы, ей-богу: четыре этажа, башенки, пристройки, веранды, вот такущий домина. Форелевое хозяйство. Во дворе пруд с лебедями, как тебе? Мраморные ангелы, каменные дорожки, газон, беседка, баню отгрохал будь здоров: два этажа, всё по последнему слову техники. Представляю, какое будет приданое. А дочка у него хорошая, тихая. Глуповата, но тебе умную и не надо, верно? Главное, послушная. А умная женщина в доме ни к чему: поверь моему опыту, сынок. Что ж, если всё решено, предлагаю лететь послезавтра утром. Я уже заказал билеты на самолет. Заодно и Новый год отпразднуем, в семейном, так сказать, кругу. У него там винный погреб, как у короля. Ну что ты молчишь? Наверно, раскрыл рот от удивления; да уж, твой папа умеет преподносить сюрпризы. Конечно, у нас с тобой были разногласия, но теперь с ними покончено, верно? Теперь мы заживем новой, хорошей жизнью, как настоящая семья. Глядишь, скоро внуков буду нянчить. Обожаю этих маленьких карапузов. Всюду суют любопытные носики. Так и хочется помять им пухлые щечки. Ну что ты молчишь?! — заорал вдруг Пал Иваныч. — Какое ты имеешь право молчать, сука, когда я перед тобой распинаюсь?! Что ты за выродок такой, раз заставляешь отца мучиться?! Что я тебе сделал?! ЧТО ТЫ МОЛЧИШЬ?!