Читать книгу "Темные силы - Михаил Волконский"

— Может быть, — заметил Саша Николаич, — она просто рассчитывала, что королева, из боязни скандала, велит прекратить дело и что тогда можно будет спокойнее и свободнее воспользоваться украденным ожерельем.

— Может быть и так!.. Но воспользоваться ей ничем не пришлось… Приговор состоялся в мае 1786 года. Кардинал де Роган был оправдан, господин де Виллет был выслан из Франции, остальные замешанные были отпущены или понесли легкие наказания, и только одна госпожа де Ламот подверглась истязаниям на эшафоте…

Глава XLIX

— Я не понимаю, какое отношение это имеет к аббату Жоржелю? Он потом стал кардиналом Аджиери, так какие же угрызения совести могли быть у него? — спросил Саша Николаич.

— Терпение! — ответил Крыжицкий. — Сейчас дойдем и до Жоржеля. В те времена духовные лица даже сутану носили не всегда, а ходили в камзолах, с кружевными жабо, в чулках и башмаках. Камзолы, правда, они носили черные бархатные, но все-таки это были камзолы. Вольность нравов, господствовавшая тогда, была не та, что теперь, и аббат Жоржель, увлеченный чувством, отправился в Голландию за любимой женщиной.

— Вы знаете, кто была она? — спросил Николаев.

— Я знаю, что она была русской, и больше пока ничего, — ответил Крыжицкий, — но могу узнать для вас подробности!

— Узнайте же, ради Бога!

— Очень буду рад вам услужить. Итак, возвращаюсь к аббату Жоржелю. Я должен вам сказать, что он столкнулся с господином де Виллетом, покинувшим Францию, ввиду приговора, вынесенного судом. Господин де Виллет привез сюда, разумеется, тайно драгоценное ожерелье, и тут распродал его в виде отдельных бриллиантов в разные руки, выручив за это миллион франков. Но этими деньгами воспользовался не он, а аббат Жоржель, впоследствии кардинал Аджиери…

— Погодите! — воскликнул Саша Николаич. — Не забывайте все-таки, что вы говорите про моего отца и что такие вещи нельзя говорить бездоказательно. Прежде всего, я немедленно требую доказательств; слышите, я требую их!..

— К сожалению, — пожав плечами, произнес Агапит Абрамович, — я вам сию минуту не могу представить их. Но если вам будет угодно через неделю приехать ко мне в город, то я надеюсь подтвердить достоверность моих слов.

— Хорошо! — согласился Саша Николаич. — Каким же образом воспользовался аббат Жоржель деньгами от продажи краденых бриллиантов?

— Это я вам скажу через неделю.

— Говорите сейчас!

— Нет! — твердо возразил Крыжицкий. — Уж если вы остановили меня за якобы голословный рассказ, то я желаю с вами говорить только с доказательствами в руках.

— Впрочем, тем лучше! — сердито произнес Саша Николаич. — Лучше я подожду неделю, но, по крайней мере, буду иметь достоверные сведения.

— Да, вы будете иметь их. Ну а пока до свидания. Мне надо ехать, на дворе уже темно.

Саше Николаичу совершенно не хотелось оставлять Крыжицкого у себя, но, вместе с тем, ему было как-то неловко отправить из своего дома человека в темноту ночи.

Как нарочно, за окном стояла непроглядная темень, густые тучи заволокли небо и не было видно ни зги.

— Вы не тревожьтесь! — успокоил его Агапит Абрамович, как бы понимая его сомнения. — Кучер здешний, отлично знает дорогу, и у экипажа фонари. Я доеду легко, тем более, что до города отсюда недалеко.

Саша Николаич больше его не удерживал. Он отпускал его с тем, чтобы через неделю увидеть его и заставить подтвердить обвинение или ответить за необдуманную ложь.

— Отчего же через неделю, не раньше? — спросил он все же.

— Надо же мне время, чтобы разобраться в документах и отыскать свидетеля! — сказал Крыжицкий и откланялся.

Он сел в карету, и в темноте было видно, как блеснули его фонари на повороте и как этот отблеск растаял, удаляясь по дороге.

Отъехав некоторое расстояние от мызы, карета вдруг остановилась. Агапит Абрамович высунулся из окошка, чтобы узнать, отчего произошла остановка, и в свете фонаря увидел фигуру Али, отчаянно махавшего руками и задержавшего этим экипаж.

Али подбежал к окну, страшно взволнованный.

— Симеон! — заговорил он, задыхаясь.

— Не называй меня так! — возразил Агапит Абрамович. — Я раз и навсегда запретил тебе!..

— А-а! Тут все равно, как называть! — воскликнул турок. — Ты знаешь, мои амулеты пропали! Их взял у меня этот пьяный негодяй, который живет на мызе, больше некому!.. Жаловаться я не могу, потому что по амулетам узнают, что я такое…

— Да, это будет неосторожно! — согласился Агапит Абрамович. — Но если ты знаешь, кто их у тебя взял, то ты можешь взять их у него обратно!

— Да, я это сделаю, хотя бы для этого мне пришлось убить его!

— Тише! — остановил турка Крыжицкий. — Ты помни, что нужен на мызе для другого, более важного!.. Как только заметишь что-нибудь, отпросись в город и приди ко мне. Ты найдешь меня там же, откуда я отправил тебя сюда… А твои амулеты я заставлю вернуть, можешь на меня положиться!.. Иди и будь спокоен!

И Крыжицкий приказал кучеру ехать дальше.

Едва карета успела оставить позади исчезнувшего в темноте Али, как капли крупного дождя застучали по верху, засвистел ветер, и начался такой ливень, что лошади с трудом могли бороться с ним. Напрасно кучер погонял их, они не были в состоянии идти против ветра и остановились.

Кучер наклонился к переднему окну, чтобы предложить повернуть и доехать до герберга, бывшего тут же, на дороге, и там переждать, пока минует непогода.

Волей-неволей Агапиту Абрамовичу пришлось согласиться на предложение кучера.

В герберге он застал довольно курьезную сцену объяснения Ореста с хозяином, которому показывал «брелоки» и желал, чтобы хозяин купил их, выдав плату натурой, то есть джином.

Хозяин хотя и понимал, в чем дело, но притворялся, что не понимает мимических, по преимуществу, объяснений Ореста, потому что не был уверен в ценности «брелоков». Он качал головой и со свойственной голландцам медлительностью мычал что-то совсем неопределенное.

Крыжицкий подошел, взглянул на «брелоки», сейчас же узнав в них амулеты Али, и сказал:

— Это не золото — сплав!.. Но это довольно интересные вещицы, и я, если хотите, куплю их у вас за редкость.

Ничего лучшего Орест и не желал. Торг состоялся немедленно, и, когда дождик перестал и Крыжицкий собрался уезжать, Орест прикончил уже вторую бутылку джина. Дорвавшись, после долгого воздержания до спиртного напитка, он пил деловито, мрачно, один, в углу, всецело отдавшись своему наслаждению.

Глава L

Али сидел на постели в своей комнатке и не спал. Он с нетерпением ждал рассвета, потому что в темноте не мог совершить свое дело, а идти со свечой он считал опасным. Да на рассвете люди и спят обычно крепче, и действовать поэтому можно спокойнее.