Читать книгу "Кучум - Вячеслав Софронов"

— Не те нынче времена, ох, не те, — сетовал широкоплечий воин, на чьем лице виднелся шрам, уходящий под шапку, — но башлыка Алтаная все одно помянем добрым словом.

Чуть выпив, воины становились разговорчивее, костерили новые порядки, местных беков, что в глаза улыбались, а на самом деле ненавидели и хана, и всех, кто пришел с ним. Больше других доставалось Караче-беку. Ему так и не простили того, как он расправился с пятой сотней, казнив половину нукеров. Про Кучума помалкивали, со страхом пряча глаза.

— Оборотень он, — поясняли шепотом, — все обо всех знает. Может в сороку обернуться и возле костра сидеть незаметно, все слышать, что о нем говорим. А потом… сам понимаешь.

Про Биби-Чамал никто из них не знал. Даже имени ее не слышали.

— Знаешь, сколько нам их встречалось… Если бы имена всех стали спрашивать, запоминать, то и мозгов бы не хватило. Сам, поди, был воином, помнишь…

Сабанака резануло "был воином", и он гневно сверкнул глазами, хотел сказать что-то обидное, но передумал, поблагодарил и стал прощаться. Через два дня он уже навсегда, как он думал, покинул Кашлык, направившись в отведенный ему улус.

* * *

Место ему понравилось: на невысоком берегу были вырыты полуземлянки, вокруг которых простирался небольшой луг, заливаемый в весеннее половодье водой, а дальше виднелся хвойный лес, стеной обступивший селение.

Навстречу к нему высыпали удивленные жители вместе с древними стариками, смущенно отводящими взоры женщинами, босоногими детьми, прячущимися за матерей, и мужчинами, стоявшими отдельно с копьями в руках.

Сабанак, не слезая с коня, объявил им, что отныне он будет их мурзой, и велел построить для него жилище у самого речного обрыва чуть в стороне от самого селения. Мужчины о чем-то переговаривались меж собой и не решались заговорить с новым правителем, но было видно, что их мучил какой-то вопрос, и потому Сабанак помог им, спросив:

— Вы, верно, хотите знать, есть ли у меня жена, дети? Нет, но со временем обзаведусь женой, а даст Аллах, то и дети будут.

Тогда один из стариков, набравшись смелости, обратился к нему, сделав несколько шагов вперед, и заговорил сиплым голосом:

— Люди зовут меня рыбак Назис. Я потерял своих сыновей, что ушли на войну и не вернулись. Недавно похоронил и свою старуху. Теперь живу с внуками. Ответь мне, наш новый господин, будут ли брать на войну и моих внуков, которые уже стали юношами?

— Я вижу, ты мудрый человек, — улыбнулся Сабанак, — и понимаешь, что каждый мальчик, если он не калека, рождается воином. И ты, верно, воевал когда-то…

— Я только с рыбой воевал и иногда побеждал ее, — под общий смех отозвался Назис.

— Но все равно воевал, — Сабанаку понравился этот словоохотливый старик, и он еще шире улыбнулся, — мужчина всегда воюет: со зверем, с рыбой, как ты, с врагами. Пусть твои внуки сами решат свою судьбу. Но я лично уже повоевал и, слава Аллаху, собираюсь дальше жить мирно.

— Ты поминаешь какого-то Аллаха, — поднял руки вверх Назис, — нам про него говорили сердитые люди, что приезжали из Кашлыка по ханскому повелению. Они велели сбросить в воду наших богов и поклоняться этому самому Аллаху. Но покажи его нам. Где он?

Сабанак никак не ожидал, что в первый же день ему предстоит вступить в спор о вере со своими подданными, и, чуть улыбнувшись, заговорил терпеливо, словно с малыми детьми:

— Аллах везде: и на небе, и на земле, и в воде. Он все видит и даже знает наши мысли…

— Зачем нам такой бог, который знает наши мысли, — возразил ему из толпы высокого роста мужчина с густыми волосами, падающими на плечи.

— Подожди, Тузган*, не перебивай нашего господина, — шикнул на него Назис. — Прости его, неразумного, — поклонился старик Сабанаку, — он всегда всем возражает, что с него взять, Тузган…

— Вы говорите, что вам не нужен такой Бог? Но ведь другого просто нет, — Сабанак воздел руки вверх, — ваши деревянные боги тоже подчиняются Аллаху.

— Нет, неправда, — зашумела толпа, — наши боги помогают нам и на охоте, и на рыбалке. Мы приносим им дары и получаем их покровительство. А твой бог не принимает жертв. Как можно задобрить его? Как он будет покровительствовать нам?

— Нужно молиться Аллаху и в молитве просить его обо всем, что вы желаете…

— У меня вот лодка старая, — теперь не вытерпел Назис и, хитро поблескивая глазами, повернулся к соплеменникам, — попроси за меня, чтоб твой Аллах послал мне новую, — под одобрительный хохот закончил он.

— А почему бы и нет? Ты помолишься, попросишь сил у Аллаха и сможешь сам сделать себе новую лодку. — Сабанаку понравилось наивное убеждение этих людей, которые воспринимают Аллаха буквально, считают, будто он может послать им то, что они пожелают. — Разве ваши боги посылали вам что-то, чего вы не делали руками?

— Когда не было ваших шейхов, то у нас было все, — упрямо возразил тот, кого назвали Тузганом, — а ваш Аллах ничего нам не дает.

— Если господин не хочет, чтоб мы ссорились с ним, то пусть не требует от нас почитания своего Аллаха, — вступил в разговор приземистый широколицый охотник, на поясе у которого виднелось больше десятка медвежьих клыков — Меня зовут Сахат и я главный на охоте, когда все мужчины идут на лося или медведя. Нам не видать удачи, если забудем своих богов. К тому же мы не запрещаем господину поклоняться Аллаху, а сами будем, как и раньше, почитать своих богов.

Сабанак понял, что ему с первого раза не удастся найти общий язык с этими людьми, и примирительно махнул рукой:

— Пусть будет по-вашему — вы поклоняетесь своим истуканам, а я как молился, так и буду молиться Аллаху. А сейчас приступайте к строительству жилища для меня. Я же проедусь по своим землям.

Так он и поселился несколько лет назад в этом селении. Еще живя в Москве, он был поначалу удивлен, как много хлеба едят русские, но потом постепенно привык к этому и, уезжая, припас по нескольку мешочков семян разных растений. В первую же весну он приказал мужчинам со всего селения обработать мотыгами довольно большой участок земли в глубине леса, а женщинам размять руками все комки, оставшиеся на поле. Ранним утром Сабанак направился на поле и разбросал семена, а затем, привязав к седлу своего коня тяжелое сучковатое бревно, несколько раз прошелся по участку, чтоб вдавить семена в землю и те не стали бы легкой добычей для птиц.

Потом он регулярно ходил наблюдать за всходами и радовался как ребенок зеленым стебелькам, вставал на колени, нежно гладил их, приговаривая. "Чудные вы мои, растите, принесите хороший урожай".

Раз он заметил, как из глубины леса кто-то подглядывал за ним, но не стал выяснять, что нужно было тому любопытному. У него установились неплохие отношения с его подданными, но они все равно сторонились своего мурзу-господина, стараясь лишний раз не попадаться на глаза. Все знали, что он ходит на свою делянку в лес, оставаясь там подолгу. Девушки, собиравшие ягоды, подглядели, как он стоит на коленях и что-то шепчет возле колосящихся всходов. Об этом тут же узнали все в селении и, посовещавшись, решили меж собой, что это и есть тот самый бог, которому поклоняется их господин.