Читать книгу "Личные мотивы. Том 1-2 - Александра Маринина"

– А вы говорили, что они с Евтеевыми в одном доме жили, – удивилась Настя, увидев на карте, что искомый адрес находится в районе частных домов, а вовсе не многоэтажных зданий.

– Так они переехали, им дети коттедж построили, – объяснил Бессонов. – В общем, вы идите, они вас уже ждут.

Дом Фридманов они нашли быстро, их участок утопал в свежей зелени, а цветущие деревья черешни, слив и яблонь делали его пушистым и бело-розовым. Коттедж оказался небольшим и очень симпатичным. Сам Яков Наумович Фридман был маленьким, кругленьким, пухленьким, совсем лысым, очень живым и смешливым, а его жена Раиса Соломоновна, такая же маленькая и живая, была, напротив, худенькой и даже какой-то сухонькой. Оба сразу, едва встретив гостей, начали извиняться за то, что в доме нет угощенья – они только-только вернулись с Дона, ничего не успели ни купить, ни приготовить.

– Но вы не беспокойтесь, – быстро тараторил Яков Наумович, – Раечка сейчас все устроит.

– Да нет, это вы не беспокойтесь, – уверял его Чистяков, – нас не нужно кормить, мы же не в гости пришли, мы по делу. Нам бы о Дмитрии Васильевиче поговорить.

– Ничего не хочу слышать, – отмахнулся Фридман. – Для нас с Раечкой принять людей за накрытым столом – вопрос привычки и образа жизни. Иначе никакого разговора не получится.

– Я сейчас сбегаю на базар, – подхватила Раиса Соломоновна, – все куплю и быстро приготовлю.

Яков Наумович неожиданно нахмурился.

– Ты еще скажи, что пойдешь на Привоз, – недовольно проговорил он. – Сколько раз тебе повторять: надо говорить «на рынок», а не «на базар».

Его жена вздернула брови, неожиданно уперла руки в бока и заговорила с неподражаемым, но легко узнаваемым местечковым акцентом:

– На ринок?

Она так и сказала: на ринок, через «и».

– Еще же ж не все знают, шо я с Одессы! Так ты же ж уже всем расскажи, шоб все знали!

Настя прыснула, Чистяков открыто рассмеялся, а Фридман почему-то смутился. Раиса Соломоновна расхохоталась звонко и упоенно, даже слезы на глазах выступили.

– Я действительно одесская еврейка, – сказала она сквозь смех. – В свое время Яшенька с его рафинированным воспитанием был совершенно покорен моей черноморской непосредственностью, одесским колоритом и дивным акцентом. Но я уже столько лет живу с ним здесь, в Южноморске, что растеряла весь свой колорит. А он все выискивает неправильности в моей речи и не устает меня поправлять. Ну, я побежала. Скоро вернусь. Яша, где ключи от машины?

Яков Наумович выдал ей ключи от автомобиля, и она умчалась на рынок, а Настя начала задавать уже порядком надоевшие ей вопросы о раритетах, предметах коллекционирования и недоброжелателях Евтеева. Ответы она получила в точности такие же, что и прежде: не было, не было, не было.

– А какие отношения были у Евтеева с детьми? – спросила она.

– С Валечкой – очень хорошие, теплые, насколько это вообще возможно было при Митином характере, он ведь сухой был, жесткий, неласковый. А вот с сыном отношения прохладные.

Настя бросила на Чистякова многозначительный взгляд.

– Отчего так? – осведомилась она невинным тоном.

– Видите ли, Женя занялся бизнесом сразу же, как только это стало возможным, то есть больше двадцати лет назад, а в те времена бизнес был, сами понимаете, грязным. Мите очень не нравилось, что его сын в этой грязи болтается и говорит только о деньгах. Митя сердился, раздражался, даже кричал на Женьку, был момент – велел ему на порог не являться. Не разговаривал с ним тогда почти год. Потом как-то все успокоилось, Шурочка очень переживала, и Митя пошел на попятный, но так до конца и не смирился с тем, что его сын – богатый человек. Митя считал это неприличным. Женька много раз просил отца переехать к нему, он это предлагал, еще когда жива была Шурочка, и потом, после ее смерти, тоже уговаривал, но Митя категорически отказывался. Женя даже хотел построить отцу отдельный дом, если уж отец не хочет жить с ним и его семьей, но Митя и от этого отказывался и говорил, что в квартире ему отлично живется.

– Он еще знаете что Жене говорил? – раздался голос Раисы Соломоновны, и Настя страшно удивилась: оказывается, она так увлеклась разговором, что не услышала ни шума подъехавшей к дому машины, ни звука открывшейся двери, ни шагов хозяйки. – Мне почему-то запомнилось. Зачем, говорит, ты лезешь в эту грязь, если можешь позволить себе роскошь жить в душевной чистоте? Многие жизнь бы отдали за такую возможность, у тебя она есть, а ты ею пренебрегаешь. Жизнь тебя за это накажет. Я тогда очень удивилась, когда услышала.

– Да-да, точно, – подхватил Яков Наумович, – я тоже сейчас вспомнил, он неоднократно говорил это Женьке, и мне говорил, когда о сыне разговор заходил. Странная фраза, правда?

Это уж точно. Настя сделала подробную запись в блокноте. Неужели у доктора Евтеева совесть была нечиста? Надо бы разузнать поподробнее.

Она попросила Фридманов очертить круг знакомых Дмитрия Васильевича. Они тут же повторили слова Николая Степановича и Галины, дескать, тесно Евтеев общался только с Бессоновыми, Симонянами и с ними, Фридманами.

– Ну а второй круг, не такой близкий? Просто знакомые, которых Евтеев мог чем-то обидеть, разозлить, вызвать ненависть к себе.

– Ой, да обидеть Митя мог кого угодно, – тут же откликнулась Раиса Соломоновна, – очень уж он был на язык несдержан, особенно у себя на работе, в больнице. Нас-то он не обижал никогда, просто удивительно было слышать, когда Гера Симонян рассказывал, какой Митя у себя в отделении бывает. Прямо как будто два разных человека. В больнице-то у него, почитай, необиженных и не было. Но не убивать же из-за этого! Тем более что Митя три последних года не работал, болел, дома лежал.

– А про родителей тех детей, чье лечение не было успешным, ничего не слышали? – спросил Чистяков. – Может, Дмитрий Васильевич что-нибудь рассказывал или тот же Симонян? Например, что кто-то ходит с жалобами, написал заявление в прокуратуру и что-то в этом роде. Может, кто-то угрожал ему, обещал отомстить?

Настя кинула на мужа благодарный взгляд. Если уж они всюду ходят вместе, то надо делать вид, что они оба работают в частном сыске, а то получится, что она собирает информацию, а мужик при ней без дела болтается.

– Да вы бы у Галки Симонян лучше спросили, уж если кто и знает, так она, у Геры от нее секретов не было, – посоветовал Яков Наумович.

– Мы спрашивали, – вздохнула Настя.

– И что она вам сказала?

– Что у любого врача есть неудачи, но если врач хороший, то к этим неудачам все относятся как к судьбе, никому и в голову не приходит мстить за них.

– Ну вот, – констатировала Раиса, – Галка лучше знает. Нам тут и добавить нечего. Во всяком случае, при нас ни Митя, ни Гера ничего такого не рассказывали. О неудачах говорили, конечно, делились с нами, да и между собой обсуждали, горевали, все думали, как можно было бы сделать, что еще можно было бы предпринять, чтобы избежать фатального конца. Но чтобы кто-то угрожал – нет, об этом разговоров не было.