Читать книгу "Возмездие - Фабрис Колен"

— Я был очень стар, — ответил учитель, сплевывая кровь.

— Вы же знали, что он вас убьет.

— Это был единственный выход, — тихо сказал Алкиад с полуулыбкой. — Я… трус, — добавил он. — Падение азенатской Империи… Я… я не хочу его видеть. Я предпочитаю уйти сейчас, по… понимаешь?

Орион глубоко вздохнул. Вокруг было тихо. Ночь медленно разворачивала свой длинный звездный плащ, кусты трепетали от легкого ветерка.

— Орион.

— Да, учитель?

— Уходи. Уезжай, беги из Дат-Лахана. Тебе здесь не место.

— Вы хотите сказать…

Старик схватил своего ученика за руку и сильно сжал ее.

— Если бы ты знал, — прошептал он. — Если бы ты знал. Ты… ты только что сказал «чудовище».

Принц грустно кивнул.

— Мы все чудовища. Все, понимаешь? И пожалуйста, не думай, что я лучше других. Я сделал много того, о чем теперь очень жалею.

— Тсс.

— Нет, нет, послушай: когда Император предложил мне стать твоим наставником, моя жизнь… изменилась. Я почувствовал, что у меня есть шанс…

Старик остановился и закашлялся. Из угла его губ потекла тоненькая темная струйка. Орион нежно вытер ему рот.

— Твоя кожа, — продолжал Алкиад. — Цвет твоей кожи. Орион, в твоих… в твоих жилах течет варварская кровь. Ты знаешь, кто твоя мать. Но твой истинный отец… я всегда думал, что…

— Учитель!

Старик закрыл глаза и перестал шевелиться. Его пальцы, сжимавшие руку юного принца, медленно ослабили хватку. Потом его вдруг передернуло и, собрав последние силы, он попытался сесть.

— А что… что же я? — бормотал он. — Какой участи заслужили м… мы, все мы, приведшие зло на эти земли? Дитя мое, ступай, поговори со своей матерью, ступай… Варварская кровь… Я думаю… я думаю, что убил… Человека, который, возможно, был… я… возможно, был…

— Учитель! Учитель!

— Твоим отцом, — закончил Алкиад из последних сил.

Он вновь закрыл глаза, и голова его упала на бок.

* * *

— Ваше величество!

Перед ним стоял стражник с поднятым забралом.

— Ваше величество, с вами желает говорить вестник.

— Вестник?

— Разведчик, ваше величество.

Полоний Четвертый тщетно пытался унять дрожь в руках.

Он повернулся к своему трону и молча уселся на него. После этого, глядя прямо перед собой, он разразился смехом — страшным смехом, в котором не было и намека на радость. Стражник судорожно сглотнул. В последнее время, из-за слухов о заговоре и все более и более удручающих новостей с фронта, его величество, кажется, начал сходить с ума. Поговаривали, что с наступлением темноты Император отправляется в темницы нижней части города и самолично истязает узников. Что, прежде чем прикоснуться к пище, он заставляет пробовать все свои блюда трех разных поваров. Все эти мысли со скоростью молнии пронеслись в голове молодого солдата.

Резко оборвав смех, Император коснулся лба дрожащими пальцами.

— Пусть войдет. А сам уходи.

Стражник повиновался, втайне обрадовавшись.

Двери распахнулись, и вошел человек. Он был одет в пыльные лохмотья. Волосы у него на голове были всклокочены, за спиной болтался рваный плащ. В его взгляде читался сильнейший страх.

— Ваше величество… — начал он.

— Что? — невозмутимо спросил Император.

Разведчик сделал несколько шагов вперед. На вид ему было не более двадцати лет, но за это время он успел побывать в аду. Поле битвы, которое он оставил, было усеяно телами его лучших друзей. Он должен рассказать. Поведать об ужасе и абсурдности этой войны. О выжженных кислотой лицах.

— Ваше величество, наш полк — третий легион, возвращавшийся из Эзарета…

— Был разбит.

— Да, ваше величество.

— Ничего страшного.

Юноша медленно поднял голову.

Ничего страшного? Он подошел еще ближе и опустился на одно колено.

Позади него с шумом захлопнулись двери.

— Ваше величество.

По его щекам текли слезы. Бешеная скачка через равнины. Тела убитых братьев, которые ему пришлось покинуть. Страх и одиночество, которые он испытывал каждый вечер с наступлением темноты.

Опершись на подлокотники своего трона, чуда из нефрита, инкрустированного драгоценными камнями, Император осторожно поднялся и медленно спустился к нему.

— Встань.

Юноша медленно распрямился. Рядом с ним стоял его величество.

— Дай мне оружие.

Вестник посмотрел к себе на пояс, будто не понимая, о чем речь. Да, его меч — совершенно бесполезный — висел у него на поясе. Он вынул его из ножен и протянул своему государю. Тот взвесил его на ладони и замурлыкал что-то, похожее на детскую считалку.

«Пусть Изгнанье нам грозит,

Пусть на Запад путь лежит,

Пусть нам дует ветер в спину

И опасность нам сулит».

Продолжая напевать, в одной руке он зажал рукоять меча, а другую положил на плечо разведчику.

«Сами мы убили бога

Ммм-ммм-ммм-ммм»

— Сами мы убили бога, — повторил он. — Ты веришь в то, что я — воплощение Единственного?

Не зная, что ответить, солдат кивнул.

И вдруг он почувствовал, как острая боль пронзает ему низ живота. Он опустил глаза. Меч Императора насквозь проткнул ему внутренности. Другая его рука по-прежнему покоилась у него на плече.

«За что?» — спрашивал взгляд юного солдата.

Император вытер клинок краем туники и выпустил меч из рук. Разведчик зажал руками разверстую рану и почувствовал, как по его пальцам стекает кровь. Он согнулся пополам, прижимая колени к животу. Его величество ткнул его носком башмака.

— Я болен, — сказал он просто.

И снова вонзил меч в тело. Стон боли.

«Смерть, — подумал Полоний Четвертый. — Чужая смерть — это единственное, что поддерживает во мне жизнь».

У его ног бился в агонии скрючившийся разведчик. На каменных плитах пола ширилось темное пятно. Кровь заливалась в желобки между плитами. Несколько минут Император, как завороженный, стоял и смотрел на это. Потом он перевел взгляд на клинок своего меча, крутанул его перед собой, полюбовался игрой солнечных бликов. В глубине души он мечтал, чтобы все скорее кончилось.

* * *

Она не спала.

Она не спала, и когда огромные бронзовые колокола монастыря пробили двенадцать, она почувствовала облегчение. Она отбросила свое тонкое одеяло, встала и заглянула в малюсенькое окошечко на двери кельи. Дат-Лахан спал беспокойным сном. Она это чувствовала. Кое-где пустынные площади были освещены дрожащим светом факелов. Была очень темная ночь, начинался дождь: крупные усталые капли ударялись о камень.