Читать книгу "Везунчик Джим - Кингсли Эмис"

— Именно это, ты не ошиблась, — цедил негодование Диксон. — Отпираться бесполезно. — Тон получился слегка уязвленный и чуть недовольный.

— Джеймс, ты правда решил, что я его окучивала?

— Ты сама знаешь: со стороны выглядело именно так.

Маргарет встала, прошла так близко от Диксона, что его передернуло, и остановилась у окна. Теперь Диксону, чтобы видеть ее лицо, приходилось выгибать шею. Он пересел на место Маргарет, на подлокотник пэлл-мэлловского кресла. Маргарет так долго стояла без движения, что в Диксоне затеплилась надежда: она забыла о нем вовсе, еще минута — и можно будет выскользнуть из комнаты и укрыться в пабе. И тут она заговорила, сначала вроде спокойно:

— Боюсь, ты очень многого не понимаешь, Джеймс. Я тешилась мыслью, что ты понимаешь меня, но теперь… Видишь ли, я твои слова как оскорбление не воспринимаю, ибо знаю: тебе больно. По крайней мере из чувства самосохранения надеюсь, что больно. Поэтому давай бей, обрушивай на меня свою ярость. Я сейчас о другом. Я только что поняла, какая пропасть нас разделяет. Вот почему мне так плохо. Вот почему я говорю себе: «Нет, бесполезно — он совсем не знает меня, и никогда не знал». Надеюсь, это понятно?

Диксон не стал кроить гримасу — побоялся, что Маргарет увидит отражение в оконном стекле.

— Понятно, — выдавил он.

— Ох, Джеймс, не хотела я объяснений, уж очень это мелко, уж очень недостойно. Но видно, придется тебя просветить. — Она вздохнула. — Джеймс, Джеймс, видишь ли ты разницу между… Впрочем, нечего и спрашивать: не видишь. Скажу тебе одну вещь, всего одну. Посмотрим, поймешь ли ты. — Маргарет повернулась и в упор стала смотреть на Диксона. Потом произнесла несколько резче: — После того как ты скрылся, я с Гор-Эркартом и минуты не провела. Гор-Эркарт был с Кэрол Голдсмит. А я до победного конца общалась с Бертраном, за что тебе большое спасибо. — Она чуть повысила голос: — А ведь ты знаешь, что это за…

— Значит, не повезло, — отрезал Диксон, не дожидаясь, пока утихнет пульсация в висках. Его охватило глобальное отвращение — отвращение не только к этому конкретному эпизоду, но к затянувшемуся покеру без раздевания в целом. Кусая губы, Диксон поклялся себе, что на сей раз возьмет любую карту, сданную Маргарет. Вспомнилась Кэрол с предупреждением не бросать Маргарет спасательных жилетов. Отлично. Что ж, вот ей последний жилет. Он, Диксон, больше не будет тратить время на ее утешение, причем потому, что знает: утешать Маргарет — пустая трата времени, а не потому, что потенциал утешителя почти исчерпан (хотя он почти исчерпан). — Послушай, Маргарет, — продолжил Диксон. — У меня нет намерения без нужды травмировать твои чувства, и тебе это прекрасно известно, что бы ты там ни говорила. Однако ради тебя самой — а еще ради меня — уясни наконец одну простую истину. Да, ты много пережила за последнее время — видишь, я тебе сочувствую, — но это не значит, что тебе на пользу и дальше думать про нас с тобой, про наши отношения то, что ты явно думаешь. Ты только усугубляешь ситуацию. В смысле постарайся больше не зависеть от меня эмоционально — так, как зависишь сейчас. Пожалуй, вчера я поступил неправильно, только это дела не меняет. Мы останемся друзьями, я буду разговаривать с тобой, сочувствовать тебе, но я по горло сыт статусом, который ты мне навязала. Тем более что он ложный. Уясни для себя: если я и интересовался тобой как женщиной, как объектом любви или сексуальным партнером, то этот интерес прошел. Погоди, у тебя будет возможность ответить. Сегодня ты меня выслушаешь, в кои-то веки. Как я уже сказал, отношения, способные возникнуть между двумя разнополыми существами, между мной и тобой закончились. Если, конечно, может закончиться то, что и не начиналось. Я никого не виню; я пытаюсь сказать тебе, что я с тобой не связан — не более чем кто бы то ни было. Именно таково положение вещей. И себя я тоже виноватым не считаю, потому что нельзя быть виноватым, если изменить ситуацию не в твоей власти, а ее изменить не в моей власти. И не в твоей. Это все.

— Уж не вообразил ли ты, будто нужен ей? Ты — жалкий провинциал, полунищий зануда? — завопила Маргарет, едва Диксон умолк. — А может, она вчера уже тобой попользовалась? Может, ей просто припекло?

— Маргарет, жаль, ты себя со стороны сейчас не видишь. Водевиль; ей-богу, водевиль.

Последовала пауза; затем Маргарет на нетвердых ногах приблизилась к Диксону, положила руки ему на плечи — и не то повалилась на кровать, не то попыталась повалить Диксона. Очки, оставшиеся без надзора, упали. Маргарет издавала странный звук: устойчивый, глухой стон, — казалось, он исходит из ее желудка, словно ее без конца тошнит и она сама вызывает новые приступы тошноты. Диксон полуподвел, полуусадил ее на кровать. Через равные промежутки времени она постанывала, тихонько и почти кокетливо. Лицо словно прилипло к его груди. Диксон не знал, намерена ли она потерять сознание, подвергнуться приступу истерии или просто покричать и поплакать. Впрочем, ни на один из перечисленных случаев рецепта у него не было. Почувствовав, что сидит крепко, Маргарет рухнула лицом Диксону на бедро. Через секунду штанина промокла. Диксон пытался поднять Маргарет, но она была ненормально тяжела; плечи тряслись с частотой, неестественной даже для человека в таком состоянии. Наконец Маргарет сама поднялась, напряженная, однако дрожащая, и начала серию нутряных, пронзительных вскриков, которые перемежала глухими стонами. И те и другие не испытывали недостатка в децибелах. Волосы лезли ей в глаза, оскаленные зубы клацали. Лицо было мокро не только и не столько от слез, сколько от слюны. Диксон попытался позвать ее по имени — она упала обратно на кровать и отвернулась. Лежа на боку, с вытянутыми по швам руками, корчась и извиваясь, Маргарет произвела штук шесть очень громких стонов и продолжала уже тише, но зато при каждом выдохе. Диксон стиснул ей запястья и закричал «Маргарет! Маргарет!». Она уставилась на него расширенными глазами, заметалась, выворачивая руки. Между тем к двери приближались, судя по шуму, двое — один сверху, другой снизу. Дверь открылась, вошел Билл Аткинсон, за ним — мисс Катлер. Диксон поднял взгляд.

— Что, истерика? — уточнил Аткинсон и отвесил Маргарет несколько пощечин, очень сильных. Затем отодвинул Диксона, сел на кровать, взял Маргарет за плечи и отчаянно затряс. — В буфете есть виски. Сгоняй принеси.

Диксон выскочил из комнаты и бросился наверх, отчетливо ощущая единственно несильное удивление — оказывается, в книгах и фильмах даются действенные рецепты лечения истерии. Бутылку нашел сразу; руки тряслись так, что она едва не выскользнула. Диксон открыл пробку, быстро глотнул, сдержал кашель. Кинулся обратно в комнату. Там было уже значительно тише. Мисс Катлер, наблюдавшая за Аткинсоном и Маргарет, покосилась на Диксона — не подозрительно или укоризненно, но ободряюще и молча. Диксону, в его-то состоянии, от этого взгляда захотелось плакать. Аткинсон посмотрел на бутылку и распорядился:

— Возьми чашку или стакан.

Диксон достал чашку из буфета, налил виски, передал Аткинсону. Мисс Катлер, по обыкновению, трепеща перед Аткинсоном, из-за спины Диксона наблюдала процесс отпаивания Маргарет.

Аткинсон рывком зафиксировал Маргарет в полусидячем положении. Стонать она перестала и тряслась уже не так жестоко. Лицо пылало от пощечин. Аткинсон поднес чашку к ее рту, чашка раз-другой стукнула о зубы. Слышалось тяжелое дыхание. Маргарет икнула, откашлялась (от предсказуемости действий у Диксона мороз по коже пробежал), сделала глоток, снова откашлялась, сделала еще глоток. Почти сразу она совсем перестала дрожать, огляделась и пролепетала: