Читать книгу "Легкая голова - Ольга Славникова"

Максим Т. Ермаков, тяжело дыша, выпустил менеджера, и тот, запихивая рубашку в штаны, будто в пустой мешок, устремился неуверенным зигзагом в глубь магазина. Максим Т. Ермаков поспешал за ним, сильно топая и чуть не плача. Краем глаза он заметил, что еще две форменно-синие фигуры, видимо, привлеченные инцидентом, приближаются с разных сторон бетонного сарая — причем одна, плечистая, осторожно крадется и что-то держит в руке. «Ну, сейчас огребу пиздюлей», — тоскливо подумал Максим Т. Ермаков и на секунду даже подосадовал, что социальные прогнозисты обленились на рутине и уже не тащатся за объектом проверять его корзину с покупками.

— Здравствуйте, извините, — плечистый вырос перед Максимом Т. Ермаковым, улыбаясь до самых розовых ушей. — Можно попросить у вас автограф?

То, что здоровяк держал в руке, оказалось постером фанклуба, на котором весьма условный Максим Т. Ермаков был изображен на фоне пухлых, как бы разваренных клубов огня. «Интересно, почему этих фанатов не видно ни перед офисом, ни во дворе?» — кисло подумал Максим Т. Ермаков, царапнув поперек себя острую почеркушку.

— Вау! — Похожий на скрепку забегал ожившими глазками от портрета к оригиналу. — А я и не узнал сперва. Ну, тогда все понятно!

Все вместе гомонящие сейлсмены повели знаменитость к его будущей покупке. Байк «ямаха», желтый с серебром, был запредельно хорош собой: стоя на месте, он уже выглядел несущимся на скорости за триста. И все-таки он действительно казался маловат для Максима Т. Ермакова: напоминал скорее не зверя, а острохвостую птичку-синичку, поставленную на широкие, девственно-черные баллоны. Максим Т. Ермаков опасливо залез в седло: гоночная «поза креветки» сразу дала ощутить, как тесно и больно складкам живота.

— Может, вам бы лучше дублера? Каскадера какого-нибудь, — посочувствовал плечистый, у которого румянец на сахарных щеках был совершенно круглый.

— Должен сам, — сдавленно ответил Максим Т. Ермаков, приноравливаясь плечами и локтями к низкому рулю.

Менеджеры, уважительно покивав, принялись трещать насчет гарантий и тюнинга, и что надо расслабить подвески, чтобы не расколбасило на заплатанном асфальте. Дружно решив за Максима Т. Ермакова, что ему нужна самая лучшая «защита», сейлсмены приволокли со склада кожаный комбинезон, красный с черным, под цвет приобретенного «интеграла», а также пару тяжеленной обуви и толстопалые перчатки. Натянув все это на потеющего клиента, они поставили его перед пятнистым зеркалом, привинченным к бетонной колонне. Отражение напоминало плакат из школьного кабинета биологии, на котором безмятежный мужчина демонстрировал освежеванную красную мускулатуру, только анатомия существа в комбезе была не человеческая, а марсианская. Колени, снабженные слайдерами, были неестественно вывихнуты, нарисованные сполохи на шлеме казались проекцией неантропоморфных мыслей, плавающих в инопланетной голове. Ничто в облике существа не свидетельствовало, что внутри находится Максим Т. Ермаков.

— Беру все, — пробубнил Максим Т. Ермаков из шлема. — И еще рюкзак какой-нибудь.

Был момент короткого острого ужаса, когда Максиму Т. Ермакову померещилось, будто головастики, пока он валандался в мотосалоне, успели заблокировать банковский счет. Но платеж спокойно прошел, после чего Максим Т. Ермаков, забирая карточку, дал себе слово снять остаток наличными. Плечистый сахарный менеджер с удовольствием согласился, забросив пиджак и портфель клиента в багажник, вечерком отогнать «тойоту» в Усов переулок — и похожий на скрепку явно ему позавидовал.

— Что ж, прокачусь, — пробормотал Максим Т. Ермаков и, скрипучий, неуклюжий, тяжелоногий, направился к байку, казалось, не сводившему раскосых настороженных глаз с блестящего ключика, зажатого в тупых перчаточных пальцах.

По наклонному пандусу Максим Т. Ермаков съехал, волоча ноги в шаркающих мотоботах, чувствуя себя пацаном на деревянной лошадке. Дежурная развалюха социальных прогнозистов спокойно синела в ленивой лиственной тени, двое в салоне, судя по вращательному движению челюстей, поглощали ланч. Они никак не среагировали на выезд кожаного чучела с разрисованной головой, глядевшего на них в упор бликом затемненного щитка. «Ну, падлы, приятного аппетита», — подумал Максим Т. Ермаков и крутанул газ.

Байк зарычал и прыгнул. Долю секунды Максим Т. Ермаков не понимал, где, собственно, оказался. Потом он обнаружил себя все на той же улице несущимся с приподнятым передним колесом по встречной полосе, прямо на оскаленный, дрожащий, яростно сигналящий джип. Как удалось отвернуть — неизвестно. Встречка состояла из ослепительных расплавленных пятен, взмахов пролетающего воя, гудков, а своя полоса, когда удавалось на нее попасть, — из расставленных в шахматном порядке, почти неподвижных задних бамперов и торчавших отовсюду зеркал. Байк, радостно отзываясь на ручку газа, гораздо хуже реагировал на тормоз, и Максим Т. Ермаков три из четырех светофоров проскакивал на красный, чувствуя себя счастливой мухой, вылетевшей из хлопка ладонями живой и невредимой. Байк, будто необъезженный конь, то и дело норовил сделать «свечу», и Максиму Т. Ермакову приходилось совсем ложиться вперед, чтобы заставить переднее колесо коснуться асфальта. Максим Т. Ермаков работал всем изнывающим телом, вальсировал с байком, обменивался с ним килограммами живого и железного веса, чтобы обходить безумные препятствия — все больше напоминающие иллюзию, дрожащие зеркала, в которых отражается и растет готовый разбиться мотоциклист. Всетаки он не решался пока закладывать повороты, и брызжущая солнцем субботняя Москва несла его по относительной прямой, точно по трубе. Максим Т. Ермаков почти не узнавал Москвы — то есть на дальнем плане то и дело возникали знакомые сочетания архитектурных форм, а вблизи все мельтешило, искажалось, каждый прохожий был как щелчок ногтем.

Внезапно труба вынесла Максима Т. Ермакова на шоссе — кажется, Новорижское, а может, и не Новорижское. Потекла навстречу, будто шелковая лента, разделительная полоса. Как-то вышло, что новый мотобот, независимо от воли Максима Т. Ермакова, повысил передачу, а перчатка добавила газ. И тут что-то случилось с вестибулярным аппаратом, и без того ненадежным: теперь все было так, будто байк с седоком не летит по горизонтали, а карабкается вверх. Оттянутый и облитый скоростью, Максим Т. Ермаков сидел вертикально на копчике, перед ним была грубая асфальтовая стенка, на которой крепились, вроде больших почтовых ящиков, разные транспортные средства. Сперва эти ящики оставались неподвижными, а потом стали валиться на Максима Т. Ермакова, только успевай уворачиваться. Слева и справа словно мазали малярной кистью с густо навороченной зеленой краской; заводными игрушками вертелись светлые и красно-кирпичные коттеджи.

Наконец заработала обещанная вентиляция комбинезона: пот обсох и облепил тело Максима Т. Ермакова клейкой паутиной. Здесь, на шоссе, уже нельзя было избегать поворотов; подчиняясь требованиям байка, неохотно расстававшегося со скоростью, Максим Т. Ермаков свешивался внутрь дуги, будто вьючный куль — и близко мелькал, похожий в этом ракурсе на покоцанную виниловую пластинку, полосатый асфальт. Максим Т. Ермаков ни о чем не думал, ничего не хотел. Он только удивлялся, что на дороге практически нет мотоциклистов. Лишь однажды он увидел впереди пятерку байкеров, тоже шедших с приличной скоростью, несмотря на то, что под ними явно были не спорты. Пятерка держалась удивительно ровным клином: казалось, между мотоциклами работает точно выверенный магнетизм. В отличие от всех других объектов вертикального мира, байкеры не валились вниз, а довольно долго держались впереди, дрожа и распухая, словно вот-вот собираясь взорваться; Максим Т. Ермаков даже успел рассмотреть округлые кожаные спины, расписанные в духе наглядной агитации касательно тока высокого напряжения и игры детей со спичками. Обходить пятерку пришлось на повороте, тут уж было никуда не деться, Максим Т. Ермаков висел практически рядом с «ямахой», высекая коленом из асфальта бенгальские искры, и ему абсолютно все было по хрену. Байкеры, еще подрожав, по очереди сползли назад и там взорвались, как хлопушки с конфетти. Каким-то чудом Максим Т. Ермаков все еще оставался в живых, пер себе и пер, конфетти мерцало в глазах, то белое, то цветное, холмы появлялись и ныряли движениями дельфинов, тени их, ложившиеся на трассу, проносились быстро, отчего казалось, будто время на трассе идет как в ускоренной съемке, когда вот так же проносятся рваными пятнами по пейзажу тени облаков.