Читать книгу "Полуденный мир - Павел Молитвин"

Но… Менгер ли это? Тот Менгер был стариком, а этому до старости ещё далеко. Тот смотрел спокойно и мудро, будто была у него в запасе вечность и он наперед знал, что сбудется все по его слову. Тот Менгер был не просто умен, он был добр и снисходителен. Этот же глядел на Мгала строго и выжидательно, требуя отчета о совершенном. Время обучения и наставлений кончилось, пришло время дел, и он был вправе спросить со своего ученика за науку и вразумление. Плату, которой должно было стать выполнение завещанного им дела.

— Я отыскал святилище Амайгерассы и нашел кристалл Калиместиара, — беззвучно прошептал-выдохнул Мгал, но выражение лица Менгера не изменилось. — Ты недоволен? Но я не знаю, что нужно делать с кристаллом. Ты не сказал мне, а сам я не могу решить, принесут ли знания древних пользу нашему миру. Вот видишь, даже Хранители Горы сомневаются… Менгер, ты мой учитель, ты мой второй отец и должен дать мне совет! Почему же ты молчишь? Или ты считаешь, что все уже сказано? Если бы ты думал, что кристаллы надо предоставить их собственной судьбе, то не стал бы о них рассказывать… Значит, несмотря ни на что, моя дорога — это дорога к сокровищнице Маронды?..

Скорее всего Мгалу почудилось, что, прежде чем исчезнуть, Менгер ободряюще улыбнулся ему, однако даже внезапное исчезновение его было достаточно красноречивым ответом. Обдумать это северянин не успел, потому что пришедшие на смену малиновому туману синие сумерки неожиданно взорвались шумом и суетой исфатейского базара.

Солнце, как ему и положено, палило вовсю, одуревшие от жары торговцы хрипло и протяжно нахваливали свой товар, пронзительно визжали мальчишки — продавцы воды, взлаивали на разные голоса собаки, полоскались под слабым ветром полосатые тенты, толкались потные, пестро одетые покупатели. Пахло воском, навозом, свежим сеном, смолой и жареным мясом — было здесь, как обычно, пыльно, весело, многолюдно. Мгалу казалось, что он кожей ощущает полуденный зной, полной грудью вдыхает сухой пыльный ветер, пропитанный знакомыми базарными запахами, и все же северянин понимал — присутствие его в Исфатее иллюзорно хотя бы уже потому, что покупатели и продавцы не замечали его, а он шел, влекомый неведомой силой, прямо сквозь них, не замечая плотности тел, пронизывая людей и предметы подобно призраку.

В первый момент он не сообразил, зачем занесла его сюда Пророческая Сфера, но вот вдали мелькнула знакомая чернокожая фигурка, и Мгал едва не вскрикнул от радости — да ведь это Гиль! Потом внимание его привлек высокий светловолосый мужчина с узким лицом, бесцветными бровями и острым подбородком; небрежно облокотившись на повозку, груженную поливной глиняной посудой, он внимательно прислушивался к разговору двух торговцев. На мужчине был халат исфатейца, голову его прикрывала вышитая простеньким узором войлочная шапочка, в каких любят щеголять здешние ремесленники, но даже в этой непривычной одежде Мгал сразу узнал Эмрика.

«Ага! Они в городе и пытаются разузнать, не слыхал ли кто из жителей Исфатеи или её окрестностей обо мне», — с удовлетворением подумал северянин. Он не сомневался, что друзья ещё в городе и не теряют надежды свидеться с ним, — Гиль, как-никак, ученик колдуна, и уж на то, чтобы узнать, жив его друг или нет, знаний, полученных им от Горбии, должно хватить. И все же увидеть их было приятно: одно дело — верить и совсем другое — знать.

«Хорошо было бы подать им какой-нибудь знак, что встреча близка», — пронеслось у Мгала в голове, но тут — словно вспугнутое этой его мыслью — видение исфатейского базара разом пропало. В глаза брызнули золотисто-зеленые лучи, и северянин очутился в маленькой, пышно убранной комнатке, стены которой были увешаны серебряными зеркалами и драпировками из дорогих тканей.

В комнатке находился мастер Донгам — в роскошном медном нагруднике, украшенном изображениями дерущихся глегов, с длинным мечом у пояса — и стройная черноволосая девушка в темно-синих, расшитых серебром широких шароварах, короткой малиновой безрукавке, оставлявшей открытой часть груди и живота. Голову девушки, её высокую замысловатую прическу и лицо, прикрывала спускавшаяся едва не до пояса полупрозрачная накидка, и Мгал не сразу признал в незнакомке младшую дочь Бергола. На тонких запястьях её поблескивали браслеты, в ушах подрагивали большие серебряные серьги, на грудь опускалось многорядное ожерелье. Девушка была очаровательна, и северянин удивился тому, как он не заметил этого ещё во время Городского совета. Конечно, она была несколько иначе одета, да и ему не до того было, и все же…

Донгам говорил что-то со свойственной ему невозмутимостью, но Мгалу не было слышно ни одного звука, равно как не доносились до него и ароматы благовоний, которые, без сомнения, должны были пронизывать эту изящно убранную и обставленную комнату. Ответы Батигар северянин тоже не слышал, но по тому, как хмурилось её лицо и все больше и больше темнели синие глаза, ясно было, что разговор ей крайне неприятен. Донгам между тем продолжал настаивать. Густые брови девушки сошлись в прямую линию, глаза сузились, и после очередной фразы мастера она ответила так коротко и решительно, что Мгал, даже не слыша ни звука, готов был поклясться — принцесса сказала «нет!».

Донгам шагнул вперед, намереваясь, по-видимому, положить руку на плечо Батигар, но та увернулась и мгновенно извлекла из-под вороха тканей на столике длинный стилет. «Молодец, девчонка!» — ахнул от восхищения Мгал. Попытался сделать шаг вперед, чтобы помочь храброй девушке, но при первом же его движении видение комнаты и находящихся в ней людей разбилось, пошло волнами, как отражение на воде, в которую бросили камень. Северянин замер, выжидая, когда рябь уляжется, но новая возникшая перед ним картина ничем не напоминала прежнюю.

Мрачная темная туча низко нависла над желто-бурой степью, по которой мчались всадники на странных зверях, отдаленно напоминающих неповоротливых муглов. Высотой с лошадь, они были раза в три-четыре шире и мощнее, грузное, покрытое словно броней толстой заскорузлой кожей туловище стремительно несли вперед короткие мощные ноги, а массивную голову венчал грозный рог, росший, казалось, прямо из носа диковинного зверя. Еще больше поразили Мгала всадники — это были зрелые женщины и совсем юные девушки, полуголые, такие же чернокожие, как Гиль и его сородичи, и все как одна вооруженные тяжелыми луками и копьями. Будто ветер промчались они мимо северянина и сквозь него, даже не заметив присутствия на своем пути чужака, а Мгал, словно поднятый порывом урагана, вознесся вдруг на недосягаемую высоту и, подобно гигантской птице, завис над степью. За спиной у него и правда оказались громадные крылья…

А потом видения начали чередоваться с непостижимой быстротой, так что Мгал порой не мог понять, что открывается его взору: пустыня и уходящий вдаль нескончаемый караван верблюдов; подземная река, несущая утлую лодчонку к гибельному свету в конце тоннеля, где водопад низвергался из пещеры с чудовищной высоты; деревья-великаны, растущие на бескрайней песчаной отмели; руины города, поднимающиеся прямо из озера; ряды угрюмых воинов в тускло поблескивающих шлемах и панцирях, и над ними знамя с изображением петуха; огромная, похожая на базальтовую глыбу голова с костяным наростом, выныривающая из морских волн; разбитый в щепки корабль и разорванные криком рты утопающих; острова среди зеркально-спокойной воды и снующие между ними лодки с золотокожи-ми светловолосыми людьми; развалины гигантского города среди песков, со странными и страшными фигурами, украшающими порталы и ниши тянущихся к небу домов; громадный зверь жуткого вида, желающий почему-то лизнуть его ноги, останки многоэтажного, красного в лучах заходящего солнца города, из проломов в сферических крышах которого выплескивалась буйная зелень; гнилая заводь с торчащими из воды деревьями в несколько обхватов толщиной, увенчанными развесистыми кронами; дорога в дюнах; тропа, едва намеченная на склоне почти отвесной скалы; просека, прорубленная в изумрудно-зеленой стене джунглей, и снова дороги, тропинки, дорожки…