Читать книгу "Меч Константина - Наталья Иртенина"

Монах, взяв для охраны Варяга, повез директора на его же личной машине. Фашист с раненым Февралем и Кир с Пашей просто увели со стоянки перед офисом иномарки, теперь уже никому не принадлежащие. Остальные, попрятав оружие и с риском для свободы, отправились на общественном транспорте или на частных извозчиках. Москва — город слишком больших расстояний. По дороге я выпросил у командира почитать директорскую секретную бумагу.

— На, просвещайся, — протянул он листок.

На бумаге не было ни грифа, ни обращения, ни подписи, ни числа. Только сообщение по-русски о том, что из Гамбурга в Москву прибывает какой-то Консультант с каким-то сепаратором — это слово было взято в кавычки. Директор должен был лично встретить Консультанта в Шереметьево и обеспечить его охрану. Потом Консультанта надлежало немедленно доставить в Институт времени в подмосковном Буянске.

— Институт времени! — ошпаренно завопил я.

Командир быстро закрыл мне рот ладонью.

— Читай молча.

Я закивал. Дальше там говорилось, что запуск «сепаратора» назначен на конец месяца. После этого шла инструкция, как действовать. К назначенному сроку страусино-птеродактильному фонду полагалось подготовить общественное мнение в пределах России. Это мнение было нужно на случай неудачи — так значилось в бумаге. Чтобы избежать вероятных последствий: социального хаоса, беспорядков, резни и войны. Для создания общественного мнения предлагалось задействовать астрологов и ясновидящих, чтобы они выступали в СМИ и предсказывали возможный всеобщий кирдык. Печатать невнятные научные статьи о грядущем бедствии. Привлекать политологов, которые тоже предрекали бы что-нибудь эдакое, глобальное. И везде должно было вбиваться в сознание населения, что избежать катастрофы или, по крайней мере, не сильно пострадать можно только в одном случае. Если сидеть тише воды, ниже травы, не высовываться и не отсвечивать. Только сказано это было, конечно, другими словами, протокольно-канцелярскими. А в конце другим шрифтом была выделена фраза, венчающая эти ценные указания. «Чтобы взять общественное мнение в руки, надо его поставить в недоумение, высказывая с разных сторон множество противоречивых мнений до тех пор, пока быдло не затеряется в лабиринте их и не поймет, что лучше всего не иметь никакого мнения в вопросах, которых ему не дано ведать, потому что ведает их лишь тот, кто руководит им».

— Абзац, — сказал я, возвращая хамскую бумажку. — Они это что, серьезно?

— Вполне, — хмурясь, ответил командир.

Местом общего сбора у нас опять была избушка на курьих ножках. К двум часам пополудни на костре сварился обед, я успел немного поспать, а командир — ознакомить всех с содержанием вражеской бумажки. Пленного директора пока заперли в избушке и приставили к нему охрану. Машину его Монах с удовольствием разбил на ближайшем отсюда участке дороги.

Бумаженция вызвала сдержанный шорох эмоций. Монах похмыкивал в бороду. Февраль начал перевязывать бандану, это означало, что он в очень нешуточном настроении, хоть и с дыркой в шее. Том самом настроении, про которое стишок «достать «АК» и плакать». Паша качал головой и сердито повторял: «Не избегнут, упыриное отродье. Не избегнут». Фашист опять достал из ножен саблю и принялся демонстративно чистить ее травой, насвистывая.

— Ну, после сегодняшнего они, наверное, не скоро очухаются, — заявил Леха. Он сидел рядом с Василисой и держал ее за руку.

— Не в этом дело, Леша, — сказал командир.

— Думаешь, это то самое? — спросил Монах. — Вычитатель смыслов, разрыватель времени?

— Надо прижать директора, — предложил фашист.

— Не факт, что ему известно, — пожал плечами Святополк. — У него прикладные задачи, доставить, обеспечить, подготовить. Мозг этой операции находится гораздо выше.

— На этой неделе в Америке запустили еще три спутника, — уныло сказал младший Двое слав.

— Сепаратор — это какая-то хреновина на молочной ферме, — выдал Кир.

— Отделяет одно вещество от другого, — объяснил ему Папаша, — От молока — сливки и воду. От «Единственного пути» — мусор непокорных народов.

— Ну и как это, по-вашему, возможно? — снисходительно спросил скептичный Варяг. — Отделять козлищ от баранов, вычитать цивилизации… Бред это все. Не майтесь, парни, дурью.

— А в самом деле, как это? — озадачился Паша.

— Это вопрос философский, — заявил старший Двоеслав. Он уважал философию и видел ее везде. Даже в обустройстве сортиров мог разглядеть.

И тут всех удивил я.

— Я, конечно, не философ, — говорю. — Но я попробую.

Все изумленно обернулись ко мне.

— Что попробуешь?

— Объяснить.

— А что, в школе сейчас изучают эту тему? — спросил Монах.

— Нет. Ну, то есть не я сам попробую, а Богослов.

Они удивились еще больше.

— Командир, а его не контузило часом? — осведомился Ярослав.

— Вроде нет. Объясни толком, Коська. Откуда ты достанешь тут Богослова?

Я похлопал себя по карману.

— Он здесь.

— У мальчика горячка, — сообщал Горец и пошел щупать мой лоб.

Я увернулся и достал диктофон, вставил нужную кассету.

— Я взял у него интервью, — торжественно оповестил их. — После того раза, когда он про вычитатель говорил.

Варяг громко и красноречиво фыркнул.

— Нашел у кого интервью брать.

— А оно не взрывоопасное? — на всякий случай осведомился Паша, — Богослов все-таки. Надо осторожно с ним.

— Даже если оно рванет, я все равно хочу послушать, — сказал Фашист.

Возражений не было, и я включил диктофон. Богослов начал излагать свою теорию.

— … тебе, конечно, известно, что такое матрешка и как она устроена. Так вот, реальность человеческих смыслов устроена так же. Я имею в виду, она состоит из разных слоев, существующих один в другом. Они пронизывают друг друга и взаимопроникают. Что происходит в одном, откликается во всех остальных…

Дальше он перешел на свой ученый жаргон и посыпал словами «конвергенция», «бифуркация», «дивергенция» и прочими такими же. Когда он закончил и вытер вспотевший лоб, я попросил:

— А теперь, Федь, то же самое по-русски. Богослов попил воды (раздался плеск и звуки глотания) и пошел на второй заход:

— Радугу видел? Спектр из семи цветов. Все вместе при наложении они образуют белый цвет. Слои реальности при наложении образуют наш белый свет. — Он улыбнулся каламбуру. — Нашу Базовую историческую реальность, где солнце желтое, а не серое. Базовая реальность — это самая большая матрешка, которая снаружи и всех в себе держит. А слой войны, в котором мы сейчас, — это, наверное, самая маленькая матрешечка, самая древняя и самая корявенькая. Тут постоянно кто-нибудь с кем-нибудь дерется. Это даже не слой, а подслойка Или вообще черт-те что. Она сама по себе существовать не может…