Читать книгу "Ганнибал - Томас Харрис"

— Хорошо. Настраивайте ваше дерьмо, и начинаем.

Пока Оресте размещал камеры, Карло и три других сардинца тоже приступили к подготовке.

Обожавший деньги Оресте был потрясен, увидев, на что можно их потратить.

Брат Карло Маттео вывалил из мешка на длинный, стоящий на козлах стол гору поношенной одежды, а затем выбрал из этой горы рубашку и брюки. Тем временем два других аборигена — братья Пьеро и Томмазо Фальчоне — вкатили под навес грязную, видавшую виды медицинскую каталку, осторожно толкая ее перед собой по траве.

Маттео заранее приготовил несколько ведер мясного фарша, с десяток неощипанных кур, гору гнилых фруктов, над которыми уже роились мухи, а также ведро говяжьего рубца и кишок.

Маттео разложил на каталке пару старых штанов цвета хаки и принялся фаршировать их курами, мясом и фруктами. Покончив со штанами, он взял хлопковые перчатки, тщательно наполнил фаршем и желудями каждый палец и пристроил перчатки к обшлагам брюк. Затем Маттео подобрал для своего ансамбля рубашку и, расстелив на каталке, сложил в нее рубец и кишки. Придав рубашке желаемые формы при помощи хлеба, он застегнул ее на все пуговицы и аккуратно заправил полы в штаны. К рукавам легла еще пара фаршированных перчаток. На используемую в качестве головы тыкву Маттео натянул сетку для волос, подложив под нее немного фарша, а там, где должно находиться лицо, он прорезал два отверстия и вставил в них сваренные вкрутую яйца. Когда труд был окончен, на каталке лежал слегка грузный и немного комковатый манекен, который, впрочем, радовал глаз больше, чем большинство отправляющихся в морг прыгунов из окон. Чтобы придать завершенность своей работе, Маттео обрызгал безумно дорогим лосьоном переднюю часть тыквы и заправленные в рукава рубашки перчатки.

Мотнув головой в сторону помощника режиссера, который, забравшись на изгородь загона, пристраивал выносной микрофон, Карло сказал:

— Скажите своему недоделку, что, если он туда свалится, я за ним не полезу.

Наконец все приготовления закончились. Братья Фальчоне сложили ножки каталки, поставили ее в максимально низкое положение и покатили к воротам в загон.

Карло принес из дома магнитофон и дополнительный усилитель. У него была прекрасная коллекция записей, которые он делал, отрезая у своих жертв уши, чтобы отправить их родственникам. Карло всегда ставил эти пленки во время кормления животных. Когда необходимый звуковой антураж обеспечит реальная жертва, записи не потребуются.

Под крышей навеса к двум столбам была прибита пара изрядно потрепанных уличных динамиков. Сбегающий вниз по склону к лесу луг радовал глаз. Трава под яркими лучами солнца казалась ожившим изумрудом. Прочная, окружающая пастбище изгородь исчезала в лесу. В полуденной тишине было слышно, как под крышей навеса жужжит пчела-плотник.

— Вы готовы? — спросил Карло.

— Начинаем, Джириамо, — сказал Оресте, обращаясь к оператору.

— Готов! — ответил тот.

— Мотор!

Камеры заработали.

— Начали!

Включилась система звукозаписи.

— Снимаем! — выкрикнул режиссер и ткнул Карло в бок. Сардинец нажал на кнопку воспроизведения звука, и тишину разорвал раздирающий душу вопль. Человеческое существо рыдало, стонало, кричало, умоляло. Услышав эти звуки, оператор вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Людям эта адская какофония внушала ужас, но для появляющихся из леса свиных морд она звучала прекрасной увертюрой, предвещающей вкусный обед.

Глава 32

Однодневное путешествие в Женеву.

Самолет ранним утром оторвался от взлетной дорожки аэродрома Флоренции, сделал разворот и под свист своих турбовинтовых двигателей устремился на север по направлению к Милану. Ландшафт при взгляде сверху походил на крошечный макет Тосканы. Но в его цветовой палитре имелись какие-то чужеродные вкрапления. Это были голубые плавательные бассейны рядом с виллами богатых иностранцев. Голубой цвет казался совершенно неуместным среди темных кипарисов и серебристых олив. Бассейны, по мнению глазевшего в иллюминатор Пацци, очень смахивали на бледно-голубые, выцветшие глаза пожилых англичан.

Дух Главного следователя парил столь же высоко, как и самолет, в котором он находился. Пацци знал, что ему не придется стареть в этой дыре и зависеть от капризов начальников, стараясь дотянуть до пенсии.

Он страшно боялся, что после убийства Ньокко доктор Лектер убежит. Но снова увидев доктора в соборе Санта-Кроче, почувствовал облегчение — убийца был уверен, что ему ничто не угрожает.

Гибель цыгана совершенно не нарушила царящего в Квестуре покоя. Поскольку рядом с телом нашли пустые шприцы, все решили, что смерть связана с употреблением наркотиков. Брошенные на улицах шприцы были для города заурядным явлением, так как в аптеках их выдавали бесплатно всем желающим.

Пацци летел в Женеву, чтобы взглянуть на деньги. Он сам настоял на этом.

Ринальдо Пацци обладал абсолютной зрительной памятью. Он ясно помнил, как в первый раз узрел у себя эрекцию, когда впервые увидел свою кровь, как впервые перед его взором предстала обнаженная женщина и как выглядел тот кулак, который когда-то нанес ему первый удар. На всю жизнь он запомнил мумифицированную голову святой Екатерины, покоящуюся в раке в боковом приделе какого-то собора в Сиене, куда он случайно забрел в далекой юности. Больше всего его тогда потряс безукоризненно белый чепец на мертвой голове.

Столь же сильное потрясение Пацци испытал при виде трех миллионов Долларов США.

Триста оклеенных бандеролями стодолларовых купюр с разными серийными номерами.

Демонстрация денег была проведена в помещении женевского отделения банка «Швейцарский кредит», в маленькой, очень похожей на часовню комнате. Показ проводил адвокат Мейсона Вергера. Миллионы доставили из хранилища в четырех больших депозитарных сейфах с номерами, выгравированными на медных пластинках. «Швейцарский кредит» предоставил в распоряжение клиентов аппарат для подсчета купюр и умеющего обращаться с этим прибором клерка. Клерка Пацци отпустил. Подсчитывать деньги он не собирался, и только раз возложил руку на толстую пачку банкнот.

Ринальдо Пацци был опытным следователем, и за двадцать лет службы ему не раз доводилось вычислять и арестовывать различных мошенников. Стоя рядом со своими деньгами и выслушивая условия договора, он не уловил ни единой фальшивой ноты. Если он отдаст им Ганнибала Лектера, они отдадут ему деньги.

Главного следователя охватила радостная горячка. Эти люди не станут его дурить. Мейсон Вергер действительно заплатит. В отношении дальнейшей судьбы Ганнибала Лектера Пацци не питал никаких иллюзий. Он знал, что продает его на муки и на смерть. К чести полицейского, следует сказать, что он полностью отдавал себе отчет в своем поступке.

Наша свобода стоит больше, чем жизнь чудовища. Наше счастье дороже его страданий, рассуждал он с холодным эгоизмом обреченного. На вопрос, что имел в виду Пацци, употребляя слово наше — человечество или себя с супругой, — однозначного ответа не было.