Читать книгу "... Ваш маньяк, Томас Квик - Ханнес Ростам"

Рагнвальд Блумквист рассказывает, что полиции в конце концов удалось идентифицировать «мужчину из рощи»: в январе 1971 года ему предъявили обвинение и по решению сюда Векшё он был задержан как подозреваемый в убийстве. По словам «главного свидетеля», задержанный был идентичен тому человеку, вместе с которым Томас Блумгрен покинул парк. Мужчина провел в камере предварительного заключения долгое время, однако его адвокаты обжаловали эту меру, а суд второй инстанции освободил обвиняемого из-под стражи, однако с минимальным перевесом — три судейских голоса против двух. Комиссары из Векшё приняли решение суда второй инстанции, однако и по сей день считают, что «с полицейской точки зрения дело раскрыто».

Когда я читаю материалы в прессе за 1964 год, мне становится очевидно, что в следствии с первого дня шли утечки, как из дырявого корыта. Практически все сведения полицейских об убийстве и травмах, полученных мальчиком, немедленно попадали в газеты. Несколько статей сообщают, что подозревают «гомосексуальное убийство», но не уточняют, на чем основаны эти утверждения. Полиция обнаружила доказательства, указывавшие в этом направлении, но именно эти сведения им удалось сохранить в тайне.

Я еду с Рагнвальдом Блумквистом в Народный парк, и там он объясняет мне, где находились различные свидетели и каким путем Томас Блумгрен покинул парк в сопровождении «мужчины из рощи». Блумквист показывает, где располагалась роща, и, поскольку человек, задержанный тогда по подозрению в убийстве, уже умер, Блумквист считает, что может раскрыть мне ту единственную тайну, которую полиции все эти годы удавалось сохранить.

— Мы взяли пробы земли и растительности в пролеске и сдали на анализ.

Ремень Томаса был распущен, брюки расстегнуты. В брюках и трусах Томаса обнаружили фрагменты растительности. Технический анализ показал, что фрагменты растений, земля и прочее происходят именно из этой рощи. Стало быть, штаны с него спустили в роще, где вся эта растительность произрастает.

Сведения о том, что брюки и трусы были спущены с Томаса и что мальчик лежал на земле в роще, сохранялись в тайне до того момента, как Рагнвальд Блумгрен рассказывает мне об этом. Поэтому Томас Квик не мог прочесть об этом в газетах — и не мог поведать. По его словам, они отправились прямо к велосипедному сараю.

Несколько свидетелей слышали крик в этом месте примерно в то время, когда исчез Томас. Однако полиция не сообщала о том, что одна пожилая дама выгуливала свою собаку прямо рядом с рощей. Собака остановилась, стала лаять, повернувшись мордой к роще, и отказывалась уйти. Полицейские были уверены, что кричал Томас, а убийца пытался заставить его замолчать. Поскольку дама с собакой не уходила, мужчина не решился отпустить руку, которой зажимал рот Томасу, и задушил его до смерти.

Полицейские из Векшё отказываются понимать, как Кристер ван дер Кваст мог утверждать, что Томас Квик имеет отношение к убийству. Еще более странным представляется то обстоятельство, что ван дер Кваст не захотел призвать на помощь тех, кто знал это дело как свои пять пальцев. Рагнвальд Блумквист и Свен Линдгрен испытали большую фрустрацию в связи с тем, что им не позволили участвовать в допросах Квика.

— Мы ведь так много знали — в том числе такого, что нигде не было зафиксировано. Если бы нам дали допросить Квика, мы бы мгновенно поймали его на лжи.

В этом Блумквист и Линдгрен были совершенно единодушны. Однако Кристер ван дер Кваст не собирался давать им такого шанса.

Мистерия становится еще более загадочной, когда мы проверяем сведения Стюре о том, что на время этого конкретного убийства у него было стопроцентное алиби. Йенни Кюттим разыскала нескольких сверстников Стюре, проходивших конфирмацию вместе с ним, которые подтвердили — все так и есть. Я звоню Свену-Улофу, который живет сегодня в Свярдшё в Даларне.

— Именно так, — говорит он. — Мы проходили конфирмацию в Коппарбергской церкви в 1964 году в канун Дня Святой Троицы. Все мероприятие продолжалось два дня. Обряд конфирмации состоялся во второй половине дня в субботу. Нам, конфирмантам, устроили настоящий экзамен, задавали множество вопросов. А потом нас привели к причастию во время воскресной службы. Мне особенно запомнилось, что Стюре нес сосуд для крещения.

Причиной этого последнего факта являлось то, что семья Бергваль относилась к пятидесятникам — они не были крещены в Шведской церкви. Поэтому Стюре и его сестра-близнец Гюн должны были перед конфирмацией пройти обряд крещения. Свен-Улоф переслал мне фотографию, где Стюре несет чашу для крещения.

Я потрясен. У Томаса Квика появилось алиби на самое важное убийство. Ибо именно на детальном рассказе об убийстве Томаса Блумгрена строится все последующее отношение к Квику как к убийце. То, что он начал убивать еще в возрасте четырнадцати лет, стало прекрасной основой для мифа о буйнопомешанном серийном убийце Томасе Квике.

— Потом он сказал, что как раз в те выходные съездил в Векшё и убил там кого-то, — говорит Свен-Улоф с улыбкой, которая ощущается даже по телефону.

— Тебе было об этом известно?

— Да, — отвечает он с певучим дальским произношением. — Ясное дело, я слежу за судьбой своих друзей! Конечно, я все знаю. Так что в том убийстве он точно не виноват. Во всяком случае, мы ни на минуту в это не верили.

Об этом Свен-Улоф и многие другие знакомые Стюре из Даларны размышляли в течение долгих лет. Они просто-напросто считали, что тут что-то не сходится.

Гюн, сестра-близнец Стюре, говорит то же самое. Кроме того, она рассказывает, что следователи по делу Квика допрашивали ее. Им было прекрасно известно о его алиби.

Это еще одно невероятное сообщение. Мы запросили все материалы следствия и протоколы допросов по делу Квика, в том числе так называемые «черновики» — неразобранные рабочие материалы, которые нигде не регистрируются, однако подлежат хранению и являются официальными документами.[32]Нигде среди десятков тысяч страниц этих документов мы не находим протокола того допроса Гюн.

Другая загадка касается водителя, который, как утверждал Стюре, отвез его в Векшё. Почему водителя Сикстена не допросили? Что он мог сказать по поводу того, что Стюре указал на него как на своего сообщника в убийстве четырнадцатилетнего мальчика? Этот вопрос настолько очевиден, что я просто должен связаться с ним. Однако мне не удается раздобыть его номер телефона.

Вместо этого я нахожу адрес и вскоре отправляю букет цветов Сикстену Элиассону в Даларну. Возможно, мой пыл излишен, поступок неэтичен, но я заказываю по Интернету «Цветограмму» и отправляю свое пожелание с доставкой до двери Сикстена в Даларну:

Позвони мне!

Ханнес

0708–84-ХХ — ХХ

Когда звонит мобильник, я прошу прощения за свою дерзость и объясняю, по какому поводу хотел с ним переговорить. Голос Сикстена кажется таким несчастным оттого, что кто-то снова разворошил прошлое, что меня начинает мучить совесть, однако любопытство берет верх.