Читать книгу "Мыши профессора Цаплина - Дмитрий Стрешнев"

Серое воинство шло навстречу смерти, приближаясь к грозному ряду машин. Внезапно сплошная колонна разделилась на две, каждый поток повернул к своему краю тротуара, и две серые колышущиеся ленты, словно вода, стекающая с асфальта после дождя, нырнули в прямоугольные отверстия стоков, притаившиеся у границы мостовой, отмеченной бордюрным камнем. Густая мышиная масса продолжала наступать, но исчезала теперь в канализации, не достигнув роковой черты, за которой ее ждал фатальный приказ "Огонь!"

Видя, что противник ускользает, офицеры занервничали. Из люков высовывались их растерянные лица, а по невидимым радиоволнам понеслись неслышные голоса: "Что делать?.. Какой приказ?.." Наконец приказ был дан: "Огонь!" Тут же вдоль улицы упали огненные струи, и там, где они накрыли серые колонны, в воздухе заструился черный дымок.

Огнеметы успели дать только один залп: мышиная рать тут же рассеялась, ныряя в канализационные отверстия. Через минуту на улице остались лишь неподвижные трупики и дергающиеся в агонии обугленные тельца.

Глаза военных напряженно искали исчезнувшего противника. Наконец какой-то лейтенант, то есть представитель наиболее сообразительного — младшего — офицерского сословия, догадался:

— Заводите машины! Сейчас же отгоняйте машины! Следите за стоками!..

Но уже из других зарешеченных литым чугуном отверстий, находящихся в гуще войск, потекли обратно наружу ручьи серых тел, исчезая под брюхами танков и между колес у прочей техники. Захлопали выстрелы, но поздо, поздно! Внезапно резко запахло бензином, из-под капотов двух грузовиков пополз дым — и почти тут же вылетело с шумом яркое пламя. Вот загорелся еще один грузовик… Потом запылали бронетранспортеры… С криками побежали люди. С ревом стали заводиться и расползаться танки. Всё смешалось, как в испанском омлете.

Один танк дернулся и встал. Рядовой Ершов вылез из недр машины на броню и заглянул в решетку двигателя. Он сразу почувствовал острый запах хлещущей солярки. Тут же тоненький голос прокричал из темноты что-то торжественно-прощальное, сверкнул огонек — и выметнулось пламя, опалившее рядовому Ершову лицо. Он скатился с брони на асфальт. Минут через пять осторожно открыл глаза. Всё нормально, просто морду обожгло. Когда поднялся — вокруг горела техника, где-то рвались патроны и бензобаки. Ершов огляделся: куда бежать? Повсюду сновали мыши. Несколько зверьков остановились и в упор уставились на рядового. Ершов поднял руки:

— Сдаюсь!

Проворно по одежде на него тут же взобралось одно из существ и пропищало в ухо немного не по-русски:

— Вы пленный. Идите, следуя моим указаниям.

Ершов пошел в плен, а победитель стоял на его плече, держась за воротник.

33

Профессионал не имеет права рисковать добытой ценной информацией. Поэтому Комову, который действовал теперь в одиночку, был нужен для подстраховки помощник. Сомнений насчет того, кто им должен быть, у Алексея не было: конечно Марат! Получив обещанную Лялиным премию, Комов отдал другу половину долга, и мог теперь обращаться к нему с чистой душой.

Халиулин обрадовался Комовскому голосу.

— Как ты там? Вовремя ты смотался, у нас тут сумасшедший дом! Я думал, ты уже давно упаковал чемоданы, как все приличные люди.

— Ты будешь смеяться, но я об этом даже не думал. У меня тут свои… как бы тебе объяснить…

— Выкладывай, — велел Марат.

— Надо было разобраться кое в чем в деле профессора Цаплина. Вот я и выклянчил отпуск.

В чем конкретно он хотел разобраться в деле профессора Цаплина, Комов не смог бы объяснить даже под пытками. Просто было нечто сверхъестественное в этом расследовании, бросить которое было выше Комовских сил. От дела фальшивого индуса легко бы отказался, прапорщика-бомбиста забыл бы с радостью, как дурной сон. Профессора же Цаплина, даже отнятого начальством, не собирался уступать.

— Очень интересно, — сказал Марат. — Смотри только, чтобы тебе голову не оторвали!

— Тебе на самом деле интересно?

— Так, — констатировал Халиулин. — Поступило деловое предложение.

— Скорее, дружеское. Сгонять завтра со мной в одно место.

— В качестве доктора Ватсона или следственной бригады?

— Назови как хочешь.

На другом конце линии повисло молчание.

— Может, денька через два? — наконец спросил Марат.

— О чем ты! Какие два денька! Это очень срочно!

— Будь вместо меня кто-нибудь другой, он бы решил, что с ним говорит спаситель человечества.

— Значит, не можешь мне помочь?

Марат помолчал, потом сухо спросил:

— Ты читал, что они пишут?

— Кто?

Ах, да, понятно, кто. Марат ведь, так сказать, из этих, из народов, подверженных исламу.

— Извини, я не очень хорошо разбираюсь в религиозных тонкостях. Боюсь, что у всех нас бог скоро будет один. С хвостом.

Трубка снова замолчала. На сей раз оскорбленно.

Подождав, Комов сказал:

— Мне очень нужна твоя помощь, Марат.

— Не могу. Завтра у меня митинг.

— А послезавтра?

— Пикет у храма на Кропоткинской.

— Ты думаешь, это самое нужное сейчас?

— Извини, старик. Ничем помочь не могу, я уже обещал. Звони позже. Пока.

— Пока.

Удрученный Алексей опустил трубку, ощущая, как расползающиеся трещины рушащегося мира зазмеились у него прямо под ногами. От кого еще, кроме Марата, мог он ждать помощи? Обидно было еще и то, что Халиулин разговаривал с ним, как с психически нездоровым. Что ж, когда весь мир сходит с ума, самыми большими психами, значит, выглядят именно нормальные люди.

И что же теперь делать?

Откровенно говоря, Алексей даже растерялся. Он так надеялся на Марата.

Он стал перебирать приятелей и знакомых. Но ведь для того, что задумано, нужен человек очень близкий. Такой, с кем можно поделиться самым интимным, вроде наушников от плейера. Ведь делиться предстояло кое-чем еще более интимным: тайными намерениями.

В общем, нужен был кто-то такой же, как Марат. Или как…

Сначала Комов гнал от себя эту мысль. Но она снова возвращалась. Потому что другого варианта он не находил. Так сложилась жизнь. Он, конечно, не имеет права подвергать тех, кого любит, риску. Одно дело — Марат, он все-таки профессионал. И совсем другое… Но и терять время он не имеет право. Слишком важные вещи стоят на кону. Так сложилась жизнь…

В очередной раз всё доказав себе, Комов окончательно понял: так сложилась жизнь, и поднял трубку.

— Лиза, то, что я сейчас скажу — предложение, от которого ты вполне можешь отказаться.