Читать книгу "Невидимый - Мари Юнгстедт"

Об ингаляторе от астмы решено было пока не говорить ни слова.

Кнутас никогда еще не чувствовал себя настолько загнанным в угол. Он устал до полусмерти, расстроен из-за испорченного праздника, взбешен новым убийством. А еще больше тем, что они ни на шаг не приблизились к разгадке. Несколько раз он обращался за помощью к коллегам, чтобы ответить на вопросы журналистов. В первую очередь к Карин Якобсон, но и к Мартину Кильгорду, который в такой ситуации проявил выдержку и несгибаемость. Несмотря на фатальную беспомощность полиции, Кнутас вынужден был защищать честь мундира, говоря о той большой работе, которую проводит полиция по поиску убийцы. Слова звучали неубедительно, он сам это понимал. Тело мертвой Гуниллы Ульсон словно отпечаталось на сетчатке глаз, и эта картина преследовала его в течение всей пресс-конференции.

Собравшиеся репортеры сделали все возможное, чтобы опровергнуть аргументацию полиции и раскритиковать ту «огромную работу», которая была проделана. Иногда Кнутас невольно задавался вопросом: как журналисты выдерживают такую жизнь? Это постоянное критиканство, склонность к конфликтам и поиски негатива. Как они сами от себя не устают? О чем они разговаривают дома за ужином? О войне на Ближнем Востоке? О ситуации в Северной Ирландии? О единой валюте? О налоговой политике правительства?

Внезапно на него навалилась нечеловеческая усталость. Вопросы жужжали в воздухе, как разъяренные осы. Кнутас потерял нить разговора, выпил воды и усилием воли заставил себя продолжить.

После пресс-конференции репортеры стали дергать его для отдельных интервью.

Два часа спустя все наконец осталось позади. Сказав коллегам, что просит его не беспокоить, Кнутас заперся у себя в кабинете. Опустившись на стул, он почувствовал, что готов расплакаться. Боже мой, взрослый мужик!

Он устал и проголодался и вдруг подумал, что ничего не успел перехватить между завтраком и так драматично прервавшимся праздничным ужином. Чего же удивляться, что живот подвело от голода.

Он позвонил жене, оставшейся на даче в Ликкерсхамне.

— Приезжай скорее домой, дорогой! Гости давно разъехались. После твоего отъезда праздник как-то скомкался. Осталось куча еды. Я подам тебе ассорти из праздничных блюд, а в холодильнике найдется пиво. Это ведь то, что тебе нужно, так ведь? Приезжай скорее.

Ее ласковый голос на мгновение вернул его в детство.

Юхан с пониманием отнесся к просьбе полиции не предавать огласке фамилию и фотографию убитой Гуниллы Ульсон. Он даже не стал рассказывать о том, что она художник по керамике. Закончив работу, они с Петером решили пойти выпить, хотя уже перевалило за полночь и оба валились с ног от усталости.

Все ж таки канун праздника летнего равноденствия, о чем напомнил Петер.

Юхан согласился. Уже несколько дней он звонил Эмме и посылал ей эсэмэски, не получая ни слова в ответ. Наверняка она где-то за городом отмечает праздник со всем своим славным семейством. Какой смысл продолжать тосковать по ней? Все равно ничего из этого не выйдет. Тоска жгла его изнутри, и он надеялся заглушить ее алкоголем. Ему захотелось забыть Эмму, убийства, свою несчастную маму — все на свете.

Они направились в ближайший портовый кабак. Народ гулял вовсю, кажется даже не подозревая о последнем убийстве. «В канун праздника середины лета большинство людей и не смотрят новости, других дел по горло», — подумал Юхан. Он порадовался за них, пока пребывающих в счастливом неведении.

Они заказали по пиву.

— Ну, как у тебя с Эммой? — спросил Петер.

— Да ну, безнадега полная. Похоже, ничего не получится.

— Нет чувства?

— Да нет, похоже, наоборот — чересчур много. Не знаю. Мы знакомы всего ничего, но я в жизни не встречая такой женщины. Просто чертовщина какая-то, — горько усмехнулся Юхан.

— Что ты собираешься делать?

— Понятия не имею. Первое, что приходит на ум, — послать ее подальше. Я не в состоянии сейчас это обсуждать. После такого дня хочется расслабиться.

— Ну хорошо. С праздником тебя! — сказал Петер, поднял бокал и залпом допил пиво.

Несколько совсем юных девушек, в узких маечках, с открытыми животами и распущенными волосами, приблизились к ним, хихикая и подталкивая друг друга. Видимо, им хотелось что-нибудь заказать в баре. Накрашенные губы, смеющиеся глаза. Петер воспользовался шансом:

— Привет, девчонки, что вам заказать?

Девушки переглянулись. Посмотрели на Юхана и Петера и моргнули своими густыми, загнутыми вверх ресницами.

— Бокал вина, если можно, — сказали они хором.

Для Петера этот вечер оказался удачнее, чем он рассчитывал. Юхан старался раствориться в атмосфере праздника, но это ему так и не удалось. К тому же он перепил. Когда забрезжил рассвет дня летнего равноденствия, он очнулся в своем номере в обнимку с унитазом.

Суббота, 23 июня

Эмма позвонила ему в середине дня:

— Привет, это я.

— Привет, — прохрипел Юхан спросонок.

— Извини, что не отвечала тебе, но мы уезжали на праздники. И потом, мне надо было о многом подумать, — добавила она тихо.

Его сонная растерянность сменилась оживающей надеждой.

— Как у тебя дела? Голос уставший. Ты что, только что проснулся?

— Угу.

— Между прочим, два часа дня.

— Неужели?

— Я хочу тебя видеть. Мы поругались. Я сказала Улле, что мне надо побыть одной. По крайней мере несколько дней. Он остался с детьми у своего брата в Бургсвике. Я должна увидеться с тобой.

Серое, осунувшееся лицо казалось почти прозрачным. И вся она словно уменьшилась с тех пор, как он видел ее в последний раз. Она появилась на пороге — распухший нос и круги под глазами. Он втянул ее в номер:

— Что произошло?

— Ничего. Я просто очень устала. И совсем запуталась.

— Сядь, прошу тебя.

Эмма высморкалась. Юхан принес ей туалетной бумаги. Они сели на кровать.

— Праздники прошли ужасно, — проговорила она. — Мы поехали в гости к брату Улле. Я почувствовала, что мне надо на время уехать подальше от тебя. Пожить нормальной жизнью. Взглянуть на все это со стороны. Мы купались, играли, по вечерам жарили мясо на решетке. Дети, конечно, веселились от души — со своими двоюродными братьями-сестрами, с бабушкой и дедушкой. А мне было безумно тяжело. Иногда наваливалась такая тоска! Особенно невыносимым казалось то, что все вели себя так, словно ничего не случилось. Занимались привычными мелкими делами. Мариновали мясо, варили кофе, играли в городки, косили газон. Просто чем больше хаоса у меня внутри, тем труднее мне выносить то, что люди не задумываясь делают каждый день. Ты меня понимаешь? — Она продолжала, не дожидаясь ответа: — Улле останется там еще на пару дней. Я сказала, что мне надо уехать домой. Побыть одной. Улле считает, что это последствия того, что случилось. Что я пережила шок. Он даже позвонил какому-то психотерапевту и записал меня на прием. Но я не думаю, что дело только в этом. У меня другое ощущение. Мне кажется, нам с Улле больше не о чем говорить. Словно у нас вообще нет ничего общего. — Она несколько раз шумно высморкалась. — Просто не знаю, что и делать. Непохоже, чтобы это имело прямое отношение к нам с тобой. Мы ведь виделись всего пару раз. Безумие какое-то! Не понимаю, что на меня нашло. Я совсем потеряла голову.