Читать книгу "Гвардеец - Дмитрий Дашко"

Семеновцы быстро заняли двор, выставили караульных у дверей. Моих гренадер живо оттеснили, отобрали у них шпаги и трофейные мушкеты.

Меня пока не трогали.

— Ваше благородь, шо ж такое деется? — жалобно вскрикнул Михайлов в мою сторону.

Я решительно двинулся к Огольцову:

— Господин капитан-поручик, прошу оставить гренадер лейб-гвардии Измайловского полка в покое.

Офицер, отдававший распоряжения усатому сержанту, обернулся:

— В чем дело капрал? Почему вмешиваетесь не в свое дело? — он узнал меня, довольно осклабился и коротко приказал: — Арестовать.

У меня отобрали шпагу, завернули руки за спину.

— Господин капитан поручик, за что? — громко спросил я. — Это мы вызвали Тайную канцелярию. Здесь творятся странные вещи.

— Сие не твоево ума, капрал.

Я увидел за спиной офицера выросшую фигуру Ушакова, с ним был неприметный чиновник в черном.

— Отпустите капрала, — приказал генерал.

— Слушаюсь, — вытянулся Огольцов.

Семеновцы ослабили хватку. Я с наслаждением расправил болевшие плечи.

— Верните ему шпагу, — холодно произнес Ушаков.

— Сей момент.

Мне сунули шпагу. Я вновь ощутил приятный холодок рукояти, вложил лезвие в ножны и почему-то вновь почувствовал себя человеком. Что ни говори, а оружие — это оружие, даже если не боевое.

— Капрал, возвращайтесь к своим гренадерам, соберитесь вместе в ближайшей зале и ждите меня для дальнейшей беседы.

Ушаков дал знаком понять, что разговор окончен, развернулся и ушел вместе с чиновником. Огольцов зло посмотрел на меня, но перечить приказу генерала не стал.

— Повезло тебе немец снова. Ну да чай и нам Фортуна милость переменит.

Мы с гренадерами сидели в огромном зале, вольготно раскинувшись на коротконогих диванчиках и кушетках. Михайлов случайно обнаружил хозяйскую коллекцию трубок, вместе с Чижиковым распотрошил кисеты с табаком, и закурил, пуская к потолку продолговатые кольца дыма. Ни дать ни взять Холмс с Ватсоном у камина.

Ушаков с чиновником, оказавшимся служащим Монетного двора, вернулись на удивление быстро. Они заставили гвардейцев очистить помещение и остались со мной наедине.

— В рубашке ты, барон, родился, — усмехнулся глава Тайной канцелярии. — Твои молодцы логово фальшивомонетское порушили. Сказывай, как на то вышел. Только мне не ври, я по глазам увижу, ежели брехать станешь.

— Врать я не стану. Все как есть выложу, только простите, что наперед лезу: не могу не спросить, что с гренадерами моими будет?

— Хорошо будет с твоими гренадерами, — пообещал Ушаков. — Казнить вас не за что, а миловать нечем. Пока нечем… — он многозначительно улыбнулся. — Так что барон, не бойся, сказывай…

Я прокашлялся и приступил к долгому рассказу, стараясь не утаивать подробностей:

— Все началось с того, что в моем капральстве вместо князя Сердецкого служил его холоп, Михай…

— Ишь ты какой, из-за холопа крепостного на разбойство пойти решился! — внезапно восхитился Ушаков. — Силен, хвалю тебя. И слова верные говоришь: «сам погибай, а товарища выручай». Самлично придумал или надоумил кто?

— Надоумил, — кивнул я. — Не мои это слова.

— Ты, поди, думал из-за хлопца этого Михая мы с тебя все жилы вытянем? — прищурился Ушаков. — Негоже у барина имущество воровать… Так ведь?

— Так, — склонился я.

— Вот! — поднял указательный палец Ушаков. — Испокону веков на Руси водилось, чтобы о душе мужицкой хозяин и благодетель заботился — помещик, ну а над ним царское величие стояло. Ты же в этот миропорядок влезть решил. И не испужался?

— Испугался немного.

— Значит, испугался, — удовлетворенно протянул Ушаков, — а за пуганного трех непуганых дают. Мне такие персоны ой как нужны. Тимоха, — он взглянул на чиновника: — Выйдь ненадолго.

— Сей секунд, — поклонился чиновник.

Теперь мы остались вдвоем. Известный своим веселым характером Ушаков помрачнел.

— Выскочка, мнящая себя польским крулем, — Станислав Лещинский, выполнил свое обещание вредить державе Российской как только можно. Деньги, что вы нашли, фальшивые, изготовлены в Польше, причем сделаны добротно — Тимофей Пазухин, что прибыл со мной не нашел в них почти никакого изьяну. Монеты чеканены и гуртованы зело добротно, и отнюдь не молотком или другими малыми инструментами. Нет, барон, тут машина большая трудилась. И сколько таких денег наделано подсчитать невозможно. Почитай, каждый второй пятак ненастоящий. Ежели с 1723 году монетный двор наделал пятикопеечников на три с половиной мильона, выходит, что фальшивых мильон, а то и поболее будет. И все они до сих пор в ходу. Вот и суди сам, какая от этого убыль казне.

— А что нельзя их сразу изъять как фальшивки? — удивился я.

— Сразу нельзя, — устало произнес Ушаков. — Простой люд совсем по миру пустим, а выкупить их не представляется возможным. В казне денег не хватит.

Я узнал, что во времена Петра Первого было начеканено много пятаков из так называемой «медной стопы» — как правило, из пуда получалось сорок рублей, при себестоимости «нечеканенной меди» в пять раз меньше. Уже тогда первые лица государства знали, что пятаки будут подделывать, но мало кто ожидал, какого размера это достигнет, не смотря на все ухищрения Монетного двора.

Фальшивомонетчики имели со своего занятия хороший навар, учитывая массовость распространения медных денег. Если российские кустарные «изделия» еще можно было отличить по, как правило, легкому весу или плохому качеству работы, то за рубежом наладили промышленный выпуск фальшивок практически ничем не отличающихся от оригинала. Страну буквально наводнили высококачественные подделки. Государство просто не знало, что с ними делать. Рассматривалось несколько проектов о дальнейшей судьбе этих монет, но все они были дорогостоящими. Пришлось оставить ситуацию, какой есть. Разумеется, применялись меры по запрету ввоза в Россию медных пятаков, таможенников под страхом смертной казни обязывали тщательно следить за этим, строго досматривать всех приезжих из-за границы. Имущество иностранцев, замешанных в незаконных обменах медной монеты на серебро или золото, конфисковывалось, сами они подвергались высылке из страны. Русских, уличенных в привозе пятаков, арестовывали, допрашивали с применением пыток и казнили.

Однако все строгости помогали мало. Из Польши продолжали поступать все новые и новые партии фальшивок. Таможенники покупались, а сил, чтобы переломить ситуацию у полиции и Тайной канцелярии не хватало. Люди Ушакова с ног сбились.

Выйти на распространителей считалось большой удачей, тем более никто не ожидал, что такими неблаговидными делишками занимаются весьма обеспеченные люди, вроде князьев Сердецких. Но в этом случае, похоже, лежали еще и политические мотивы: Сердецкие приняли сторону Лещинского и помогали ему, как могли, вредя России. Что ж, сколько волка не корми…