Читать книгу "Островок счастья - Марина Полетика"

– У нее была причина, – не приняла его шутливый тон Юля. – Я же вам объясняю: она любила Дантеса, но Пушкин вызвал его на дуэль, сам погиб, а Дантеса из-за этого навсегда выслали из России. И разлуку с любимым она не смогла простить Пушкину. Она жила в Одессе, ей было уже почти девяносто лет, когда к ней пришел журналист, чтобы расспросить о Пушкине. А она сказала, что мечтает поехать и плюнуть на памятник Пушкину. Поэта уже полвека не было на свете.

– Интересная женщина! – задумчиво рассматривая портрет, протянул Павел. – Надо же, ненавидела… А такая ангельская внешность.

– Внешность обманчива. Некоторые пушкинисты считают, что именно Идалия заставила Дантеса для отвода глаз от их романа – она сама была замужем – сперва ухаживать за Натали, а потом жениться на ее сестре Екатерине. Но ситуация вышла из-под контроля. А сложись все по-другому, они с Дантесом стали бы очень красивой парой.

– Я очень хотел бы увидеть такой спектакль. И готов вам помогать… – искренне сказал Павел.

Рамку с портретом он по-прежнему держал в руках – то ли красавица из прошлого и в самом деле его заворожила своей красотой, то ли удачно подсказала интересную и безопасную тему для разговора и возможность занять руки, чтобы не чувствовать неловкости. В любом случае рыжеволосой красавице со странным и запоминающимся именем Павел был признателен и сразу проникся к ней симпатией, несмотря на то что за ней числились не вполне благовидные, с точки зрения пушкинистов, поступки.

– А зачем вы держите на столе ее портрет? То есть я понимаю, он вас вдохновляет. Да? – Павлу вдруг стало очень интересно узнать, как именно Юля общается с этой женщиной, с Идалией Полетикой.

– У меня дома много портретов. Они для меня живые. И она, и Дантес, и Геккерн, и Пушкин, и Натали, и Екатерина. Знаете, я читала у одного писателя: люди не умирают, они просто существуют в параллельных с нами мирах. А писатели могут их слышать. И даже видеть. Я не верила, а когда сама стала писать – поняла, что он был прав. Я с ними разговариваю. То есть они со мной. А я записываю.

– Почитать дадите? – попросил Павел.

– Не дам. Недописанное читать не дают, – мгновенно ответила Юля. Но потом, желая смягчить отказ и памятуя наставления Тарасовой, добавила: – Знаете что… если хотите, я вам расскажу. Все подробно, по сценам, ну, что написано. Может быть, вы мне что-то подскажете. Там у меня про Петербург много. Вы же родились в Петербурге?

– Да я вам все, что угодно! – обрадовался Павел, он сам не ожидал, что так обрадуется! И на радостях выдал Юле свою маленькую тайну, чтобы тоже связать ее какими-то обязательствами: – А у меня тоже такая вещь есть… ну, как у вас портрет. Помогает вроде.

– Наверное, Александровская колонна, – догадалась Юля. – Я ее у вас на столе заметила, в кабинете. Тоже вот, как вы, все в руках держала. Очень милый сувенир, такой изящный. Только почему она в упаковке? Руки не дошли открыть?

– Не-ет, это мне дядя, Павел Владимирович, специально подарил, когда сюда отправлял. Там на упаковке этикетка: «Сделано в Китае». Представляете?

– Даже это – в Китае? – искренне изумилась Юля. – Гадость какая!

– Даже это, – кивнул Павел. – Вот он мне и дал. В назидание, что ли. Что мы не просто так работаем, а как бы для России, так примерно.

Он смутился и замолчал, потому что высказанная мысль вдруг стала плоской и пошлой. Но Юля поняла.

– Не как бы и не что ли. А просто для России. И вы, и я. А у вас получается?

– Печь в Италии заказали, – вздохнул Павел. – У нас таких не делают.

Они помолчали.

– Только у меня одно условие, – опять встопорщившись, будто кошка, сказала Юля.

– Любое! – поспешно кивнул Павел.

– Если вы правда хотите узнать про Полетику и про мою пьесу, то приходите ко мне домой. Или сюда, во дворец. Но я к вам не пойду!

– Я согласен, – церемонно кивнул Павел, вовремя прикусив язык, чтобы с него не слетела очередная глупая колкость. В конце концов, у нее даже лучше. Так называемый дом, казенный, пустой и тихий, ему опротивел до чертиков.

– И не на машине, – продолжала выдвигать условия Юля. – Вашу машину весь город знает. Приходите пешком, это рядом, я вам покажу. Никто же не ожидает, что Павел Мордвинов будет по городу пешком ходить!

В другой раз Павел не удержался бы и достойно ответил на изящно воткнутую шпильку, но сейчас он просто кивнул:

– Тогда собирайтесь, я вас провожу. Заодно и дорогу покажете.

В Юлиной небогато обставленной двухкомнатной квартирке Павлу в глаза бросились две вещи: со стен и книжных полок на него смотрели люди пушкинской эпохи – уже знакомая ему Идалия, ослепительно молодая и она же старуха в похожем на монашеское одеянии, а рядом – Дантес, граф Строганов, сестры Гончаровы, барон Геккерн… Часть одной стены занимал балетный станок.

– Я занималась в детстве, – пояснила Юля. – Довольно долго. А потом выросла очень быстро, за лето. Ростом стала с Волочкову, а таланта еще меньше. Из кружка ушла, но педагог мне на прощание посоветовала совсем не бросать, потому что, во-первых, если резко бросить, то можно быстро растолстеть, и, во-вторых, для актрисы это лучший тренинг. Мозги это дело вправляет классно, еще лучше, чем мышцы: экзерсис каждый день, хоть камни с неба. Вот и воюю с собой.

– Здорово! У тебя такая осанка – я сразу заметил, – позавидовал Павел совершенно искренне и сам не заметил, как легко перешел на «ты», хотя вообще был весьма церемонен и без необходимости старался не сокращать дистанцию. – А я ленюсь, хотя тренажеры и дома есть, и тут в коттедже в подвале стоят. Всегда нахожу себе оправдание.

С момента, как Павел попал к Юле в дом, для него началась жизнь куда более интересная и насыщенная, чем прежде. Вскоре Юля перестала видеть в нем врага, от которого надо оборонять свою независимость, и спонсора, которого надо по возможности ублажать. Теперь Павел стал для нее просто интересным (и заинтересованным!) собеседником, который много знал и видел, был на удивление начитан, куда лучше ее самой знал историю, разбирался в тех вещах, о которых она могла только читать в Интернете. У него была железная логика, и он попортил Юле немало нервов, требуя жестко обосновывать те или иные повороты сюжета и изменения характеров. Он рассказывал ей про Петербург, про правила дуэлей, про историю кавалергардского полка. Иногда предлагал Юле идеи, которые она неизменно воспринимала в штыки, но потом, справившись с ревнивым авторским «я», признавала его правоту.

Второе действие они уже писали вместе. Увлекшись работой над пьесой, Павел предложил Юле не размениваться на «Каштанку», а пригласить на гастроли Театр юного зрителя из Екатеринбурга с несколькими спектаклями для малышей. Он, Мордвинов, целиком оплатит гастроли, а деньги от продажи билетов пусть перечислят на счет театра.

Но Юля категорически отказалась, и днем полным ходом шли репетиции «Каштанки». Она задумала спектакль для всех возрастов, без сюсюканья и утрированной развлекаловки. Артисты должны были играть животных без особого грима и в костюмах, только обозначающих того или иного персонажа. Для Тани, игравшей Каштанку, были придуманы рыжие хвосты на голове, как носят озорные девчонки, а для Пети в роли гуся Ивана Ивановича – только белая манишка и черный галстук-бабочка.