Читать книгу "Записки «важняка» - Сергей Михайлович Громов"

что ли?

— Комсомолец.

— Так запомни. Бросай билет, пока есть время. Чуть земля просохнет, немцы в наступление пойдут. Представляешь, сколько танков за зиму понастроили? Европа! Как двинут, так до самого Урала допрут. Что тогда станешь делать?

— А як все, так и я. Воювать с Гитлером до победы.

— Надумал воевать на Урале? Да ты, солдат, наивняк. Сам-то откуда?

— Винницкий.

— Женат?

— Был бы женатый, да война…

— Вот и угонят тебя, как барана, за Урал, а какой-нибудь парень, что потолковей, будет в Виннице галушки жрать да на твоей девке женится. Тебе-то на что Урал?

— Все равно советская земля, — рассудительно отвечает Филенко.

— Опять ты за свое? Советская, немецкая… Ты до войны где работал?

— В колгоспе.

— Значит, батрачил?

— Колгоспник не батрак.

— Какая разница? Ведь на других работал, не на себя. Да ты при немцах с твоей силенкой в два года деньжат бы накопил и стал хозяином.

— Це точно, — соглашается Филенко. — Сила в мене е.

— То-то и оно. Понимать надо, что к чему.

Филенко молчит. Наконец слышу его насмешливый басок:

— Ну а тебе, капитан, мабудь при немцах буде погано, а?

— За меня, солдат, не волнуйся. Умные люди любой власти нужны. — И продолжает быстро, приглушенно: — Ты пойми, так и так под Гитлером жить. Это ж сила! Так что, брат, Россию не спасешь, себя надо спасать.

Цветков торопится. Еще вчера он осторожничал. Теперь идет в открытую. Видно, решил, что терять ему нечего.

Молчание, наверное, с минуту. И опять голос Цветкова:

— Смотри, солдат, не прогадай. Времена нынче быстро меняются. Сегодня вот твой старший лейтенант мной командует, а завтра, может, и я на нем верхом ездить буду.

Филенко вздыхает. Потом подозрительно спрашивает:

— Слухай, капитан, а у тебя батько кто?

— Отец? Хм… Чудак ты, солдат… Ну просто, отец, папочка…

— Я вот думаю, в кого ж ты такой гад вырос?

Ошарашенное молчание Цветкова. А потом утерявший всякое добродушие басок Филенко:

— А если ты еще раз помянешь советскую власть, помянешь непотребно, то я тебе так промеж глаз двину, шо ты потом даже Гитлеру годен не будешь!

Я лежу неподвижно, тихо улыбаюсь и ясно вижу хитрые, умные глаза Филенко.

8

…Утро, возвращаемся по той же дороге. Потом сворачиваем на какую-то тропу. Хоть бы что-нибудь живое попалось. А то одни голые стволы молча выходят нам навстречу да цепляется за шинель колючий кустарник.

Постепенно погода разгуливается. Светлеет небо. И лес впереди становится как бы прозрачнее. Мы ускоряем шаг, пробираемся сквозь мелколесье и вновь упираемся в болотце. С сомнением смотрим с Филенко друг на друга. Неужели опять идти назад?

Филенко палкой прощупывает глубину — вроде терпимо.

— Пройдем? — спрашиваю.

— Вроде как бояться нечего, — отвечает Филенко.

Бредем дальше. Хлюпает и пузырится под ногами жидкая грязь. Сапоги то и дело запутываются в длинной, прочной, как леска, прошлогодней осоке.

Наконец-то выбираемся на земную твердь. И тут… Что за дьявол! Цветков, оступившись, падает. Ждем. Он лежит. Поднимаю его под руки, он вскрикивает и валится опять. Так и есть, подвернул ногу. Не везет нам, да и только! А ведь мы уже завтра могли бы быть дома, до реки Северский Донец рукой подать.

Оставить Цветкова в лесу с кем-то из нас нельзя. Нет верного ориентира, не найдем. Надо идти. Пусть медленно, но вперед.

Филенко мастерит костыль. Развязываем Цветкову руки. Поддерживая его с боков, усталые до предела, все же идем и идем.

Час идем.

Еще час.

Солнце в зените.

Цветков еле волочит ноги. Он почти висит на нас. А я и сам вот-вот упаду. Наконец выходим на проезжую дорогу, на ней четко просматривается свежая колея.

Внезапно вырвавшись, Цветков ложится на землю. Спрашиваю:

— В чем дело?

Цветков переворачивается на бок:

— Привал! Больше идти нет сил.

— Мы тоже устали, — говорю первое, что приходит на ум.

— Ну так и отдыхайте. Кто вам не велит.

И тут происходит неожиданное. Долготерпеливый Филенко рвет с груди автомат, отбегает в сторону…

— Стой! — кричу я и бросаюсь к нему. — Что надумал?!

Филенко разошелся не на шутку — поведение Цветкова его просто взбесило.

— Нехай не знушается! Сволочуга, кровь нашу пье. Убью!

— Мы с тобой над ним не судьи. — Стараюсь его успокоить. — Наше дело доставить его куда нужно.

— Товарищ старший лейтенант! Вы не бачите, какой он ворог! Такие гады тильки землю поганят.

— Пойми, — продолжаю я увещевать Филенко, который действительно будто потерял над собой контроль. — Трибунал с него спросит. Ни ты, ни я не имеем права наказывать его без суда.

Филенко вроде бы остывает. После этого, сгоряча, мы пытаемся нести упирающегося Цветкова за руки и за ноги. Проходим метров сто… Понимаем: надолго не хватит. Потом тащим его волоком. Он терпит, только зубами от злости скрипит.

Окончательно выбившись из сил, делаем привал. Цветков плюхается на землю с закрытыми глазами.

Садимся поодаль, неподвижно. Хочется есть, а наши запасы уже на исходе. Жуем сухари. Так проходит еще час. Цветков больше не скандалит, встает и, опираясь на костыль, идет вперед, конечно, с нашей помощью.

Вечереет. Вскоре вдали появляется цепочка телеграфных столбов, выходим к пашне. Ободренные этим, хоть и медленно, но продолжаем идти и уже в сумерках входим в небольшое село на правом берегу Северского Донца. Надо думать, это километрах в десяти от того места, где мы с Филенко так бесстрашно форсировали реку по льду.

Мы стучимся в окно невзрачной хатенки. Хозяйка — одинокая бабка пускает не сразу. Долго убеждаю ее сквозь форточку, что мы идем на фронт, в свою часть, да вот беда: товарищ повредил ногу.

И вот, осунувшиеся, небритые, с болотной грязью на сапогах и шинелях мы вваливаемся в хату. Привести себя в порядок уже нет сил, Бросаем в угол шинели, стягиваем сапоги, вяло ополаскиваемся под рукомойником. Даже есть не хочется.

Но когда бабка ставит на стол горшок с холодной кабачковой кашей, заглатываем ее мгновенно, не чувствуя вкуса.

Цветков стелет свою шинель, ложится. Массирует вывихнутую ногу, потягивается как бы в предвкушении спокойной ночи. А мне с Филенко снова предстоит делить эту ночь на двоих.

Ефрейтор аккуратно снимает с кровати бабкино белье, складывает на сундук, бабка забирает его на печь, которая еще теплая. После этого Филенко с наслаждением тычет кулаком в матрац и предлагает:

— Ложитесь, я подежурю первым.

Я сначала мужественно отказываюсь.

Филенко настаивает:

— Перший вы, товарищ старший лейтенант!

После этого мои возражения становятся неуверенными и переходят в какое-то бормотание. Сам себя уже не слышу и, что говорит Филенко, не