Читать книгу "Саквояж со светлым будущим - Татьяна Устинова"

— Именно про нее.

— Это Надежда Головко, жена Бориса, который вот-вот долженприехать, — несколько растерянно объяснил продюсер. — Борис Дмитриевич Головко…

— Я знаю, кандидат в украинские президенты, — быстродоговорила Маша. — Спасибо вам большое, вы все очень милые люди.

И она обогнула столик с напитками и пошла «к своим», туда,где хохотал Весник, злился Родионов и стрелял глазами Веселовский.

Она шла, чувствовала, как взгляды актеров и продюсерасверлят ей затылок — в-ж-ж, в-ж-ж, поворачивается сверло, — и гадала, что могутозначать все эти странности.

Плачущая за деревьями Лида, угрозы незнакомца, которымоказался Стас Головко, окровавленный нож в раковине, который затем исчез, и ещекакая-то жажда крови, о которой только что говорил своей жене знаменитый актерАндрей Поклонный, и в придачу какие-то три дня сроку, который он получил, икажется, Лида в кустах тоже говорила что-то о сроках.

Может, у них долги?…

— Дмитрий Андреевич, это Надежда Головко, жена БорисаГоловко. С ним должен был встретиться наш Кольцов.

— Какой это ваш?…

Маша промолчала.

— Что они там тебе наговорили?

Видел, поняла Маша. Все видел.

Объясняться или жаловаться ей не хотелось.

Она не могла бы это объяснить, но для него она всегда должнаоставаться самой-самой: самой умной, самой приспособленной, самой деловой,самой хваткой. Самый хороший секретарь, самый ловкий водитель, самыйнезаменимый помощник, и кофе тоже варит лучше всех! Пожаловаться — значитпризнаться в том, что она слаба. Маша ненавидела, когда он замечал ее слабостиили страхи.

Слишком опасно. Слишком горячо.

Не может и не должно быть никаких иллюзий. Он узнает, чегоона страшится, о чем жалеет, что не дает ей уснуть в три часа ночи, ииспользует все это против нее.

Все, что вы скажете, может быть использовано против вас!

Так уже было однажды, и до сих пор оно еще живо, и до сихпор еще ничего не обошлось, и каждый звонок по-прежнему тревога — вдруг этонаказание, а вдруг это оно, прошлое, вызывает ее из телефонного аппарата?!Самое ужасное, что из-за ее дурацкой доверчивости в это оказались втянутыдети!… И когда Сильвестр задерживается после шестого урока и ноет, что хочетпоиграть с Димкой в волейбол, а Леркин детский сад в полном составеотправляется на утренник в Дом детского творчества, неконтролируемая тревогаподло впивается в сознание и сосет, как пиявка, разбухая и заслоняя собой белыйсвет. А вдруг?… Вдруг именно во время волейбола или утренника случится то, чеготы больше всего боишься и что в какой-то момент тебе не удалось предотвратить?!

Родионов ничего этого не мог знать и спрашивал только «изинтереса», и поэтому Маша не стала ему ничего объяснять.

Сильвестр Иевлев маячил за французским окном, зайти нерешился и только делал знаки, пытаясь привлечь ее внимание. Он был красный,облизывал губы, одна штанина задрана, а волосы стоят дыбом.

Маша в ответ тоже сделала ему некий знак, который означал«подожди, я сейчас!», и Сильвестр в ответ принялся энергично жестикулировать.Маша ничего не поняла. Она почти не слушала, о чем говорят Родионов иВеселовский, опять про романы, кажется, и про страсть или про ревность, чтоли!… В первый раз за годы безупречной службы ей было наплевать на умныеразговоры и на явное неудовольствие шефа, который так и не получил книг «наподпись».

Ее беспокоила жестикуляция Сильвестра и то, что он маячит налужайке без всякого «прикрытия» — никого из Кольцовых не было видно. Еебеспокоил упорный, как будто прилипший к ней взгляд Матвея Ресселя и странноеповедение красотки Лиды. Ее отвращение к «секретарше» и «прислуге» казалосьчрезмерным, ибо Лида все же не была столбовой дворянкой, а Маша дворовойдевушкой, которую застигли в хозяйских покоях, когда она примеряла на себяфамильные бриллианты! Машу беспокоил нож в раковине — не столько он сам,сколько его загадочное исчезновение. Ее беспокоил Андрей Поклонный, которыйненавидел свою жену. И Мирослава беспокоила, потому что могла в любую минутувыставить ее из-за стола, или еще как-то унизить, или — еще ужасней! — унизитьСильвестра.

И внезапный приезд Веселовского беспокоил ее, и его невразумительноеобъяснение, как он тут оказался.

Странно, что больше никто не беспокоился.

С отсутствующим видом она еще постояла возле «своих», апотом стала галсами продвигаться в сторону французских окон, за которыми маячилсовершенно изведшийся от ожидания Сильвестр.

— Ты переодел трусы? — спросила Маша, выйдя к детям налужайку.

Он стрельнул по сторонам сердитыми глазами, не слышал ликто, а потом воскликнул с возмущением:

— Мама!

— Переодел или нет?

— Да, да, переодел! Мам, а можно мне с Михой в Лавру?

Маша чуть не упала.

— Куда тебе можно?!

Вот, он так и знал! Он так и знал, что мать что-нибудьпридумает и скажет, что нельзя! Он даже старался себя подготовить и говорилсебе, что еще ничего не решено, и вообще ему навряд ли разрешат, и… и… он ведьобещал матери, что станет помогать ей в работе, но ему так хотелось куда-нибудьпоехать с новым приятелем и его родителями! Сильвестр Иевлев толком и не знал,что это за Лавра такая, и представлялся ему Аполлон на крыше Большого театра —наверное, оттого, что тот был в лавровом венке!…

— Мам, — заговорил он, очень убедительно тараща шоколадныеглаза, — ну Миха едет в эту самую Лавру, а мне, мне можно?

— Нет, нельзя, — сказала Маша растерянно. — Господи, что тыпридумал! Они тебя что, приглашали?!

— Ну конечно! — с досадой на мать, что она думает, будто онсобирается без приглашения, ответил Сильвестр и правой кроссовкой почесал левующиколотку, отчего на некоторое время остался без точки опоры и стал падать.Маша его поддержала. — Они мне сказали, хочешь с нами в Лавру, а я говорю, чтомаму спрошу, а они говорят, что пожалуйста, спрашивай, а я спрашиваю, этодалеко, а они говорят, что в Киеве все близко, потому что это город такой!…

— Ой, боже мой, — сказала Маша, как будто Сильвестра неприглашали в Киево-Печерскую лавру, а забирали в армию.

Какой-то шум за спиной неожиданно отвлек ее от осмысленияновой проблемы, и она оглянулась.

Из кустов, сквозь которые она сама давеча проломилась прибольшом стечении зрителей, выскочила «дивчина» Олеся и понеслась прямо на них сСильвестром. Следом за ней несся Стас Головко.

— Мам, чего это они, а?…

Маша быстро взяла Сильвестра за руку и задвинула его себе заспину, откуда он моментально выдвинулся и, наоборот, занял позицию впередиматери.