Читать книгу "Конец операции «Остайнзатц» - Геннадий Сергеевич Меркурьев"

ощупь и не мог с уверенностью сказать, два или три раза щелкнул диск установки времени взрыва при повороте. Найти выход разведчик не успел, сзади под платформой, на которой находились солдаты, раздался взрыв. Он ощутил резкий толчок, платформа стала приподниматься и крениться, а затем рухнула с насыпи. Вечером этого дня Киселев не дождался Зарубина в Лиде.

Уже после первого разговора с Бенкманом по рации, когда тот доложил, что в ходе облавы еще не обнаружены следы партизанского отряда, а агентура, с которой удалось встретиться в некоторых населенных пунктах, не видела крупных партизанских групп в этом районе, Эрлингер понял, что его переиграли. Он решил, что партизаны выбросили отдельную группу минеров на железную дорогу, а сами решили воспользоваться тем, что к месту диверсии будут привлечены немецкие силы, и уйти за Неман.

Это, однако, он не считал своим поражением. Главная задача - провести операцию «Остайнзатц», а ее, в конце концов, можно провернуть и своими руками. Вечером он повернет этот чертов поезд из Лиды и взорвет его собственными руками на том участке, где партизаны так неудачно минировали путь. Если к тому времени у него не будет в руках ни одного живого или мертвого партизана, то ведь Стешин-то находится в Лиде, сидит под охраной в гестапо, и его всегда можно будет заставить дать показания, что это он по приказу командира и комиссара отряда пустил под откос поезд с гражданским населением, которое «Москва рассматривает как пособников и помощников оккупантов и поэтому щадить не будет и впредь».

Придя к такому решению, он приказал Тео связать его с Херсманом. Первая попытка оказалась неудачной: железнодорожная связь была нарушена. Звонок начальнику станции Лида окончательно выбил Эрлингера из колеи: тот сообщил, что связи нет уже давно, и добавил, что состав, вышедший утром со станции Скрибовцы в Лиду, был остановлен неизвестными на перегоне Поречаны - Лида, охрана перебита, паровоз выведен из строя, поездная бригада осталась при локомотиве, гражданские лица, следовавшие в товарных вагонах, разбежались. Начальник станции сказал, что он принимает сейчас все меры, чтобы очистить путь от этого состава, но «буксы засыпаны песком, а это сильно осложняет дело».

Эрлингер бросил трубку и приказал Тео немедленно по рации гестапо связаться с Херсманом. Только через час Тео доложил, что связь налажена и Эрлингер может прибыть в комендатуру, чтобы лично прослушать доклад штурмбанфюрера. Эрлингер тут же отправился в комендатуру на своем вездеходе. Выслушав сообщение о диверсиях на станции, о гибели Фрайвальда и Габриша и о ранении Бенкмана, следовавшего из района восстановительных работ на станцию на дрезине, которая также была подорвана партизанами, штандартенфюрер молчал минуты три, как будто он потерял дар речи. Потом сказал в микрофон:

- Вернер, я сейчас выезжаю к вам, больше никаких докладов! Никаких и никому, вы поняли меня, Вернер? - Не ожидая ответа штурмбанфюрера, он вышел из комнаты радиста, влез в свой вездеход и приказал ехать на Замковую.

* * *

В восемнадцать ноль-ноль в Лиде собрались все бойцы Киселева, кроме Зарубина, судьба которого оставалась для всех неизвестной. Пять человек разведчиков-чекистов и четверо представителей лидского подполья были готовы к вооруженному налету на явочную кваритру Эрлингера.

Разведчики и подпольщики, следившие за домом на Замковой с чердака здания, расположенного напротив, видели, как Эрлингер в семь часов вышел из дома и сел во дворе в свой вездеход. Тео вынес и положил на заднее сиденье небольшой чемодан и дорожный несессер. Туда же влезли два солдата охраны…

- Уезжает, сволочь, - прошептал Кашин, обращаясь к Киселеву, который вместе с ним и лидскими подпольщиками был на чердаке. - А может, попробовать снять его из автомата?

- И завалить операцию? - повернулся к нему Киселев. - Налет сейчас не проведешь, светло. Придется подождать до сумерек. А может, он еще вернется? Ведь уже третий раз за день выезжает и возвращается!

- Не похоже, чтобы вернулся, - откликнулся один из лидских товарищей. - С чемоданом и охраной, видимо, далеко едет!

…Эрлингер напомнил Тео, чтобы тот принял и задержал у себя в доме одного или двух посетителей, которые должны прибыть сегодня.

- Я побеседую с ними завтра, когда возвращусь, Тео!

- Слушаю! - вытянулся Тео.

- А теперь, ротенфюрер, - Эрлингер положил руку на плечо водителя вездехода, - поехали!

Тео подскочил к воротам и распахнул их. Вездеход, урча, вышел на улицу и повернул в сторону Гродненского шоссе. Штандартенфюрер СС Эрих Эрлингер в последний раз покинул свою явочную квартиру на Замковой, и это спасло ему жизнь. Последней записью, сделанной Эрлингером в его дневнике, хранившемся в сейфе на Замковой улице, было:

«14.VI.44. Доктор Хайлер держал меня в стороне от непосредственного руководства акцией «Остайнзатц», что мешало мне организовать настоящий мешок для бандитов. Херсман не оправдал моих надежд, растерялся, и это надо обязательно учесть при подведении итогов операции. Требуется мой немедленный выезд на место».

После отъезда Эрлингера прошло около двух часов. В том конце улицы, где были руины замка, появилась лошадь, тащившая за собой телегу, на которой сидели два дорожных рабочих с инструментами. Они установили в начале улицы знак «Внимание! Дорожные работы» и около него открыли люк, ведущий в колодец городских коммуникаций.

Бросив на проезжую часть улицы стремянку, рабочие - а это были Пролыгин и один из подпольщиков Лиды - прошли в другой конец улицы и за мостом через Лидейку установили второй такой же знак. Открыв другой люк на проезжей части, один из них спустился в колодец, а второй уселся на краю люка, опустив в колодец ноги.

Часовой во дворе дома Эрлингера подошел к палисаднику и выглянул на улицу. Понаблюдав несколько минут за рабочими, он ушел в глубь двора. Быстро темнело, наползали тучи, приближался дождь.

К одному из столбов на Замковой подошел человек, по всей видимости монтер, прикрепил к ногам кошки и уверенно полез на столб. Это был Кашин. Часовой обратил на него внимание, но разведчик полз по столбу спиной к дому, в руке у него были пассатижи, через плечо висела сумка с другими инструментами. Он влез почти на верхушку столба и стал что-то делать у изоляторов. Часовому, видимо, надоело смотреть на монтера, он устроился поудобнее и вытащил из кармана губную гармонику. Со двора на улицу понеслись звуки немецкой песенки.

В этот момент к калитке дома подошел Баранович, приоткрыл ее и что-то сказал часовому. Тот ответил, встал с чурбака и поманил его к себе. Баранович приблизился к часовому и, вытащив из