Читать книгу "Владимир Мономах. Между историей и легендой - Дмитрий Боровков"

Детальное описание Яна Длугоша, учитывая дистанцию, отделявшую его от этих событий, не может не вызывать сомнений, хотя нельзя исключать, что отдельные элементы его рассказа являются достоверными. Например, о том, что за выкуп из плена русский князь «был вынужден отдать все богатства, которые сумели усердием и искусством накопить его предки», сообщает и Херборд. Менее подробны изложения этих событий в русских источниках. Лаврентьевская и Ипатьевская летописи упоминают под 1122 г. только о том, что поляки взяли в плен Володаря «лестью», то есть обманом[298].

По-видимому, одним из условий освобождения Володаря, помимо уплаты выкупа, являлось требование разорвать союз с Мономахом и примкнуть к коалиции Ярослава Святополчича. Как рассказывается в Ипатьевской летописи под 6631 (1123/24) г., «пришел Ярослав Святополчич с венграми, поляками и чехами, с Володарем и Васильком, под Владимир, и множество воинов было с ним, и обступили они город Владимир. И Андрей тогда находился в нем, а Владимир [Мономах] не мог поспеть из Киева с Мстиславом, сыном своим. И был день воскресный, когда подъехал Ярослав к городу с тремя спутниками рано, и, ездя под городскими стенами, возражал людям князя Андрея, возгордившись и надеясь на множество воинов. И говорил он так Андрею и горожанам: «Это мой город, если же не отворите [ворот], не выйдите с поклоном, то увидите, завтра я приступлю к городу и возьму город». Андрей же имел надежду на бога со всеми людьми своими, и на отца своего надеялся. И когда еще [Ярослав] ездил под городом, вышли два поляка на дорогу и там легко скрылись, когда же по завершении препирательств Ярослав поехал от города и оказался на том пути, где два поляка ловили его, и они спустились на дорогу и, пронзив его копьем, обратились в бегство, и был еле жив Ярослав и к ночи умер один, за великую силу войска и великую гордость его, поскольку он не имел надежды на бога, но надеялся на множество воинов»[299].

Следует отметить, что тон автора этих строк сходен с тоном, которым в «Повести временных лет» описывается война между Олегом Святославичем и Изяславом Владимировичем в Северо-Восточной Руси в 1096 г., но имеются и идеологические отличия. Если в репрезентации событий 1096–1097 гг. присутствовала тенденция к объективному изложению, которая позволила составителю «редакции 1118 г.» осудить действия Изяслава Владимировича, то при описании событий 1123 г. симпатии летописца целиком находятся на стороне Мономашича, а действия Ярослава Святополчича подвергаются порицанию, хотя атрибутируемое князю утверждение – «это мой город» – свидетельствует о законности тех претензий, которые он выдвигал под стенами Владимира. Ярослав был вынужден оставить свое княжение, но не был лишен его ни по решению княжеского съезда (как Давыд Игоревич), ни по воле киевского князя (как Глеб Всеславич). Трудно сказать, входило ли приобретение Владимира-Волынского в первоначальные планы Владимира Мономаха, однако в начале 1120-х гг., получив поддержку со стороны городского населения, он был полон решимости не отдавать город Ярославу Святополчичу, что отразилось и в летописном рассказе под 1123 г., автор которого, учитывая отсутствие правовой основы в действиях Мономашичей, постарался сместить акцент в сторону дискредитации их противника, как бы доказывая своей позицией известную мысль А. А. Шахматова о том, что рукою летописца «управляли политические страсти и мирские интересы»[300].

Тенденциозность летописца выделяется в следующем обращении к «дружине и братье»: «…Разумейте, с которым из них находится бог, с гордым или со смиренным. Когда Владимир находился в Киеве, собирая воинов многих, и молил Бога о насилии и о гордости Ярослава, и отпустил вперед к Владимиру Мстислава с небольшим количеством воинов, а сам хотел идти вслед за ним со всем войском. И была великая помощь Божья благоверному князю Владимиру со своими сыновьями, за честную жизнь и смирение его, так как [Ярослав] был еще молод и возгордился против дяди своего и потом против тестя своего Мстислава»[301].

Династический конфликт 1117–1123 гг. можно условно разделить на два этапа: на первом этапе в 1117–1118 гг. Ярослав мог отстаивать «отчинное» право на Киев, а на втором этапе в начале 1120-х гг. пытался вернуть волынский стол, который бояре после его бегства передали в распоряжение Владимира Мономаха. Последнее обстоятельство способствовало тому, что на юго-западе Руси закрепилась ветвь Мономашичей, представители которой с небольшими перерывами управляли Волынской землей до 1340 г. После гибели Ярослава созданная им коалиция распалась, а Ростиславичи поспешили примириться с киевским князем, «с мольбою и с дарами» отправив к Владимиру послов.

В исторической литературе встречаются утверждения о том, что, «став великим князем и, очевидно, пользуясь полной поддержкой боярства, Владимир II прочно держал всю Русь в своих руках» (Б. А. Рыбаков)[302] и что «уже первые шаги Мономаха в качестве великого князя киевского обнаруживают его стремление к неограниченной власти, т. е. к восстановлению единовластной и централизованной монархии его деда Ярослава Мудрого» (Н. Ф. Котляр)[303]. С подобными утверждениями, являющимися воспроизведением сложившегося в советской историографии стереотипа о том, что раннефеодальное древнерусское государство являлось политически централизованным до первой трети XII столетия, вряд ли возможно согласиться. В источниковедческом плане они могут опираться лишь на фразу из «Сказания о чудесах» о том, что после вокняжения в Киеве «Владимир начал княжить над всей Русской землей», но и оно является преувеличением, поскольку власть Владимира непосредственно распространялась лишь на два из трех «политических субъектов», составлявших Русскую землю в Среднем Поднепровье, – Киевскую и Переяславскую волости, где в 1113 г. он посадил на княжение своего сына Святослава, а после его смерти в 1114 г. – его брата Ярополка.

Тот факт, что Черниговская волость оставалась под управлением Давыда Святославича, свидетельствует о том, что политическое положение Владимира Мономаха не могло быть аналогично политическому положению его деда Ярослава и отца Всеволода, под властью которых находились все три главных города Южной Руси. Так что о единовластии Мономаха – даже в узких географических рамках Русской земли, – говорить не приходится, ибо важные политические решения он должен был принимать на основе компромисса со Святославичами, что демонстрирует казус во время вышгородских торжеств 1115 г., тогда как если бы Владимир Мономах был главой «единовластной и централизованной монархии», он не имел бы места.