Читать книгу "Эффект негативности. Как способность замечать плохое трансформирует нашу реальность - Джон Терни"

Деньги покупали счастье, и это хорошие новости для тех, кто не побеждал в лотереях: мы необязательно застряли на гедонистической беговой дорожке. Нужно лишь найти другие способы приободриться. Есть много свидетельств, что это можно сделать, обратившись к внутренней Поллианне.

Исследователи пересматривают традиционный взгляд на психологическую травму. Это понятие появилось после Первой мировой войны, когда солдатам ставили новый диагноз «контузия». Позже его назвали «вьетнамским синдромом», и в итоге оно стало известно широкой публике как «посттравматическое стрессовое расстройство» (ПТСР). Оно было настоящим и демонстрировало эффект негативности. Некоторые плохие события, в отличие от хороших, влияли на людей десятилетиями. Когда влияние плохого момента затягивалось, например из-за аварии, человек не мог пользоваться руками или ногами, это навсегда понижало его уровень счастья. (Это открытие стало еще одним ударом по теории гедонистической беговой дорожки.)

Но в 1990-х психологи заметили кое-что еще. Хотя многие люди, по крайней мере половина населения, переживали сильное потрясение минимум раз в жизни, большинство не проявляло симптомов посттравматического стресса.

Четыре из пяти жертв травмы не страдали от ПТСР. И в конечном итоге становились лишь сильнее. Вместо того чтобы получить шрамы на всю жизнь, люди проходили через посттравматический рост (ПТР). Этот термин ввели психологи Ричард Тедески и Лоуренс Калхоун. ПТР не так известно, как ПТСР (хорошие новости ценят меньше, чем плохие), но встречается чаще. Исследования показали, что более 60 % (иногда даже 90 %) жертв травмы проходят через посттравматический рост, включая тех, кто изначально проявлял симптомы ПТСР.

Этот рост – не результат травмы, по своей сути плохой и пагубной. Даже автор «Поллианны» не смогла представить положительную сторону паралича своей героини: «Если я не могу ходить, как я буду радоваться хоть чему-то?» – в отчаянии спрашивает Поллианна. Но вскоре к дому ее тети приходят горожане и рассказывают, как она изменила их жизни. Поллианна снова берется за свою игру. Она вспоминает, сколько хорошего сделала, сияет и говорит: «Я могу радоваться, что у меня вообще были ноги». Какой бы тошнотворной ни казалась ее реакция Мэри Пикфорд, она соответствовала списку, который психологи сейчас используют, чтобы отслеживать посттравматический рост: повышенная любовь к жизни, более глубокие отношения с другими людьми, новые взгляды и приоритеты, рост личной силы. Это развивает не травма, а реакция людей на нее: они становится добрее, сильнее и обращают больше внимания на радости жизни.

Они подавляют негативный уклон, используя защиту, доступную каждому. Даже если плохое влияет на нас сильнее и ярче, оно и забывается быстрее, чем позитивное. Этот «уклон исчезающего аффекта» не универсальный: люди в депрессии испытывают плохие эмоции дольше. Но он постоянен в экспериментах, которые исследуют чувства людей. Сначала они приходят в лабораторию, чтобы описать свои эмоции от недавних событий, а позже возвращаются, чтобы вспомнить те самые случаи. Все чувства к тому времени блекнут, но негативные – больше положительных. Особенно у людей, которые чаще обсуждали их с другими. Как мы уже отметили в первой главе, эффект негативности искажает суждения людей сильнее, когда они чувствуют угрозу. Но они не настолько поддаются этому, когда плохое происходит с другими.

Поэтому, чем больше вы обсуждаете с друзьями свои проблемы, тем быстрее понимаете, как преодолеть тревогу.

Получаете вы помощь извне или нет, механизмы в нашем мозгу снижают эффект плохого.

Ранее мы обсуждали следующее: «позитивные иллюзии» женщин с раком груди (которые формируют нереальные, но все равно полезные ожидания) и тенденцию счастливых супругов подавлять критические области мозга при оценке своих партнеров. Еще люди создают позитивные иллюзии прошлого. Исследователям нравится говорить, что мы смотрим на прошлое через розовые очки. Именно поэтому у пожилых людей меньше грустных воспоминаний, чем у молодых. Это нелогично, ведь у человека, прожившего дольше, было больше плохих моментов. Но этот феномен отмечали снова и снова. Например, когда родителей маленьких детей или младенцев спрашивают, жалели ли они, что завели ребенка, многие отвечают «да». Но когда такой вопрос задают родителям ребят постарше, они скорее скажут: «Нет, ни минуты».

Что случилось с воспоминаниями о смене подгузника в три часа ночи или мучениях с младенцами? Эти плохие моменты «забываются, но не исчезают» – гласит название исследования информационной памяти людей. Они осознавали нелестные вещи так же, как и похвалу, когда имели подсказки. Но если их просили вспомнить событие с ходу, без намеков, у них не получалось назвать много плохих ситуаций. Негативное оставалось в памяти, но было спрятано в менее доступных местах. Хотя его можно было поднять на поверхность.

Другие исследования показали, что непроизвольные воспоминания, которые всплывают словно из ниоткуда, скорее всего будут негативными. Но когда мы осознанно думаем о прошлом, то надеваем розовые очки.

У спортивных фанатов больше ярких воспоминаний о чемпионском сезоне, чем о годах, когда команда не побеждала. Плохие моменты блекнут со временем, но победы люди переживают снова и снова в своих мыслях и разговорах.

Игроки в лотерею имеют такую же тенденцию, как отметила наша коллега. Она провела некоторое время с ними в очереди за билетами. Им нравилось рассказать о прошлых победах. Но когда она вежливо спрашивала о неудачах, они быстро меняли тему на выигрыши.

Заядлым азартным игрокам нужно особенно стараться «играть в радость», потому что негативный уклон мешает поддерживать такую привычку. В конце концов потери влияют на чувства сильнее, чем победы, и многие люди теряют больше, чем выигрывают. Что помогает им двигаться вперед? Ответ появился благодаря эксперименту, где опытные игроки делали ставки на игры Национальной футбольной лиги, которые должны были пройти в следующее воскресенье. После окончания игр исследователи просили участников эксперимента объяснить, что прошло хорошо, а что нет. Три недели спустя их просили вспомнить игры, на которые он делали ставки. Были ли в каждой из них важные розыгрыши? Можно подумать, что люди раздумывали над моментами, которые угадали правильно, чтобы почувствовать себя лучше или впечатлить слушателя своей проницательностью. Но они погрузились в более сложную форму поллианнаизма.

Они сосредоточились на «почти победах» – ставках, которые, на их взгляд, должны были сработать, ведь они выбрали лучшую команду. Она проиграла из-за случайности, например неправильного решения рефери или неудачи.

Люди больше говорили о потерях и случайностях в игре, чем о правильных предсказаниях. Это был их корыстный способ пересчитать свои победы и потери.

Если выбранная команда побеждала, участники эксперимента автоматически считали это доказательством своей проницательности, и думать об это дальше было незачем, даже если команда играла плохо и победила благодаря удаче. Но если она проигрывала почти с равным счетом, люди сосредотачивались на случайности, чтобы убедить себя в своей правоте. И если им давали шанс поставить на матч-реванш, участники эксперимента выбирали ту же команду, даже если она проиграла в первый раз. Вместо того чтобы учиться на ошибках, развивая негативный уклон, они подавляли его и удваивали ставки. Когда речь заходит об азартных играх, даже сама Поллианна не стала бы рекомендовать игру в радость. Розовые очки могут стать шорами.