Читать книгу "Конец эпохи Путина. Записки политолога - Алексей Кунгуров"

Ключевое значение для осмысления этого феномена имеет понятие «образованный слой», то есть интеллигенция. Ранее я упоминал, что интеллигенция бывает, по классификации Грамши, двух типов — традиционная и органическая. Первую генерирует правящий класс, и она является источником и носителем консервативной, охранительной идеологии. Органическую интеллигенцию порождает революционный класс (в то время эту роль играла буржуазия). Органическая интеллигенция является контрэлитой, в недрах которой вызревает альтернативная, модернистская идеология. Это было реакцией на неадекватность русского правящего класса, уже полвека со времени поражения в Крымской войне не способного запустить процесс полноценной индустриализации.

Индустриализация — это не просто строительство заводов, шахт и железных дорог. Британия строила в своих африканских колониях и шахты, и железные дороги, но это не сделало их индустриальными центрами. Полноценная индустриализация означает переход общества от аграрного уклада к промышленному, что вызывает стремительный рост городов и переток туда сельского населения. Это влечет за собой культурную революцию — всеобщую грамотность, специальное образование для квалифицированных рабочих, появление массовой технической интеллигенции, бурное развитие науки. Все это подразумевает принципиально возросшую социальную мобильность, разрушение социальных перегородок, этнических барьеров и конфессиональных бастионов, характерных для аграрно-феодального уклада и сословного общества.

Индустриализация — это взрывное развитие информационных коммуникаций, появление массмедиа, которые никакая цензура уже не в силах контролировать. Индустриализация — процесс перехода от сословного к классовому обществу, что означает тектонические сдвиги в массовом сознании, которое утрачивает религиозность. Это, в свою очередь, делает необходимым переход от религиозной легитимации власти к легитимации через общественный договор, что подразумевает отказ от средневековой самодержавной модели управления к буржуазной представительской демократии, в рамках которой буржуазия становится доминирующей социальной группой. Старая аристократия или оттесняется на обочину, как в Британии, или вообще «упраздняется», как во Франции.

Полноценная индустриализация — это революция, которая может иметь разную форму. Например, в Западной Европе она носила характер технологической революции (смена техноуклада), вызывающей стремительную эволюцию общественных отношений. Европейские революции 1848 г. — это революции догоняющего типа, приводящие надстройку в соответствие с глубоко изменившимся базисом. В странах капиталистической периферии и Третьем мире революции носили преимущественно опережающий характер — бурному экономическому развитию предшествуют шумные и порой кровавые политические перевороты. Итог же везде одинаков — социум совершает ЦИВИЛИЗАЦИОННЫЙ переход, то есть стремительный генезис от II типа социальных систем (аграрное общество) к III типу (индустриальное общество). В настоящий момент мир стоит на пороге перехода к IV цивилизационной модели жизнеустройства, о чем далее поговорим более подробно.

Однако правящий класс царской России страшился проводить полноценную индустриализацию, поскольку она означала его уход в небытие. Да, худо-бедно, но индустриализация в империи во второй половине XIX столетия осуществлялась, однако это была индустриализация периферийного (колониального) типа, когда промышленный (капиталистический) уклад как бы накладывался на доминирующий аграрный (феодальный) тип хозяйствования, не приводя к кардинальным социальным сдвигам. Периферийная индустриализация — это индустриализация без индустриального перехода; индустриализация, носящая не тотальный, а очаговый, секторальный характер; индустриализация, не делающая неизбежной смену феодальной надстройки и не ломающая феодальный базис.

Совершенно очевидно, что такого рода индустриализация носит неполноценный характер и не способна обеспечить социальной системе конкурентное преимущество в цивилизационной гонке. Поэтому Россия, даже значительно ускорив темпы своего развития в ходе Александровских реформ, продолжала накапливать отставание от передовых держав, прежде всего отставание технологическое. Да, самое современное производство можно построить в любой точке мира, хоть в Африке, хоть в Сибири, где есть нужное сырье и рабочая сила. Но чтобы это предприятие смогло постоянно совершенствовать свою продукцию, оставаясь конкурентоспособным, нужно к физическому капиталу (средства производства) приложить еще и капитал интеллектуальный, ведь капитализм — это все ускоряющаяся научно-техническая гонка.

Вот для того, чтобы участвовать в научно-технической гонке на равных, и необходимы коренные социальные преобразования, открывающие доступ широким слоям населения к образованию, необходимо создание широкого слоя технической и творческой интеллигенции, предпринимательского кластера, ориентированного не на торговлю (купечество), а на инвестиции в промышленные инновации. Но царизм судорожно противился социальным преобразованиям, способствующим появлению подобного «среднего класса», поскольку он уже в момент своего зачатия является революционным классом, враждебным старому укладу. Этот «средний класс» (органическая интеллигенция) в массе своей и являлся «пятой колонной», базой для революционных партий и политического терроризма.

Вся история Александровских реформ — это время нарастания революционного движения — МАССОВОГО движения, время пышного расцвета терроризма. Можно сколько угодно визжать, что терроризм — это абсолютное зло, что террористы — нелюди, что политические противоречия надо разрешать в легальном поле. Но где это самое легальное поле? Где общественные институты, с помощью которых социум ведет диалог с властью (политические партии, парламент, профсоюзы, свободная пресса)? Где социальные лифты, условия для свободного творчества, правовая база, позволяющая развиваться новому укладу? Ничего этого не было! Так что бомба, револьвер и «экстремистская» литература стали единственным способом нового класса заявить о себе.

Исторический пример русского самодержавия, взявшего курс на сворачивание либеральных реформ, жесткий консерватизм и силовое подавление инакомыслия, дает нам пример фатальной ошибки, приведшей к краху империи через 35 лет после убийства народовольцами Александра II. Новый государь Александр III сделал то, что требовал от него господствующий класс, — приступил к закручиванию гаек, к заморозке социальных лифтов и усилению репрессий против недовольных.

Так называемый циркуляр о кухаркиных детях резко ограничивал для представителей низов общества возможность поступить в гимназию, без чего в дальнейшем получить высшее образование было практически нереально. Усилилась сегрегация по этническому и конфессиональному признаку. Всюду насаждалась цензура, широко практиковались превентивные репрессии, когда тюремному заключению подвергались лица, всего лишь подозреваемые в неблагонадежности. Для этого не требовалось судебного решения, как и для высылки всякого рода вольнодумцев в Сибирь. Эти гонения осуществлялись в административном, а не уголовном порядке. Целью предпоследнего русского императора было, как он сам выражался, «подморозить Россию». И подморозил.

Вот только «подмороженная» Россия, которая и ранее отставала в темпах развития от ведущих мировых держав, совсем забуксовала в болоте стагнации. Да, закручивание гаек поначалу дало видимый эффект — революционное движение в России оказалось «подморожено», но причины, вызывающие острые социальные противоречия, не только не были устранены — они умножились. Революционную болезнь реакция не излечила, а всего лишь загнала ее внутрь. В относительно спокойный период 1882–1905 гг. в стране выросло целое поколение либерального «среднего класса», поколение-изгой, поколение, люто ненавидящее «эту страну».