Читать книгу "Змей в саду Ватикана - Екатерина Барсова"

Глава двенадцатая

Рука, протянутая в никуда

Бывало, я считал занятным смешивать комическое с трагическим. Теперь же я дорого бы дал за умение различать их.

Джон ле Карре

Подмосковье. Наши дни.

Он вел поезд аккуратно, да что там говорить – он любил свою машину и ласково называл ее «косаточка». Поезд напоминал ему игривую косатку, которая плещется в воде и пускает вверх струи. Наверное, машинистом он хотел быть всегда. В десять лет собирал паровозики и увлеченно играл в них. Ту-ту-ту…

Сейчас он был внимателен, потому что скоро они подъедут к станции. В пасмурный день над деревьями витал туман, клочьями висящий над верхушками, как будто зеленые кроны прочесывал белесый гребень. Внезапно рядом с рельсами он увидел какую-то темную тушу. Первая мысль была – сбитый зверь. Вторая, промелькнувшая молнией: «Неужели человек?!» Тут же он услышал дрогнувший голос помощника:

– Тормози, Саныч!

«Черт, – подумал он. – Вот напасть. Что с ним?» Успеют ли они вызвать «Скорую»?

Как потом выяснилось, «Скорая» не могла помочь. Человек был уже мертв. Мужчина лет семидесяти. В темной куртке и темно-серых брюках. Его застрелили.

Вот жуть!

* * *

Возвращались они поздно. Фары машины освещали дорогу, но все равно складывалось впечатление, что они едут в полной темноте. Фонари по краям дороги светили тускло… Светлана подалась вперед.

– Осень – теплая, но скоро холода придут. А мне еще детям зимнюю одежку и обувь покупать… Ты как?

– Нормально, – ответил Павел. Но он понимал, что Светлана имеет в виду другое: как он обживается в Москве, как привыкает к ней, что чувствует…

Она метнула на него взгляд, но промолчала. А что Павел мог сказать в ответ? Да, порой было паршиво, он вспоминал свой родной город под Ярославлем и хотелось домой. Его не прельщала эта шумная, агрессивная Москва, в которую все стремились в поисках своего места под солнцем. Паша даже не мог признаться самому себе, что ему иногда хотелось все бросить и уехать на родину. Те мелочи, которых он не замечал, живя дома, теперь всплывали так ярко и выпукло, что от тоски ничто не спасало. Он был в Москве одинок и вечера проводил либо за компьютером с фильмами, либо просто читал… От прежней хозяйки остались книги, шикарная библиотека, и он любил взять томик и сесть с Авенариусом… Новалисом…

Читая эти книги, он ощущал себя охотником, продирающимся через густой лес к далекой светлой поляне, которая мерцала впереди… Названия и авторы были незнакомы. Тацит, Петроний, Ювеналий… И странное дело – ему никто не был нужен. Он не стремился завести знакомство с какой-нибудь девушкой и начать с ней роман… На грубоватые шутки коллег он не отвечал. Родственную душу нашел только в Светлане – грубоватой крашеной блондинке, которая на самом деле была милейшим человеком с добрым сердцем…

– Ты поел?

– Да. Перед выездом…

– Так времени, поди, сколько прошло. Давай заедем в какое-нибудь кафе. Перекусим. Сердце болит, когда мужик рядом голодный…

– Ну давай… – Павлу было приятно, что о нем беспокоятся и кому-то не безразлично – голоден он или нет.

Они притормозили у придорожного кафе. Светлана втиснула машину между черным внедорожником и серебристым «Ниссаном». Пару раз обернувшись, и убедившись, что машина припаркована как надо, первой потянула на себя дверь кафе с незамысловатым названием: «Придорожный очаг».

Пашина коллега еду обычно предпочитала немудреную: гамбургеры, картошку фри, сухарики с чесноком. И еще любила пиво – холодненькое, с пеной…

Сделав заказ – картошка со свиной отбивной и пиво, – Светлана села за стол и сняла куртку.

– Уф! Можно расслабиться теперь. По-человечески. Наконец-то!

– Угу. – Сам Паша колебался между рыбой и киевскими котлетами. Но рыба все-таки победила. Он также заказал пива, и теперь высокие кружки стояли рядом, слабо шипя.

– Красота!

Светлана отпила пива, и белая пенка усов пролегла над ее верхней губой.

– Жизнь не так уж плоха, несмотря на все эти экономические скачки и неурядицы… С деньгами, сам понимаешь, то густо, то пусто… Так и живем. Как практически все – от зарплаты до зарплаты. А когда получишь ее, удивляешься – почему она так быстро улетучивается. Не успела деньги в руках подержать, а их уже нет.

У Светланы помимо мужа и двоих детей была еще парализованная мать, которой она пополам с братом оплачивала сиделку.

– Моему братану впору самому сиделку нанимать. Все с какими-то непонятными женщинами якшается… не может нормальную бабу найти себе. Сплошь какие-то стервы попадаются.

– Наверное, это не так легко – найти нормальную женщину.

– Точно. Ты-то как сам? Нашел девушку? Или все холостякуешь?

– С Тацитом…

– С кем, с кем?

– Автор такой древний. Тацит. Историк.

– А… Смотри не переусердствуй. У нас в родне был такой историк. Кончил плохо… Умер от инфаркта и пролежал в квартире три дня… Если бы не истошные вопли кота, которые услышали соседи, то пролежал бы, наверное, дольше.

– А что было с ним потом?

– С кем? – не поняла Светлана.

– С котом?

– Странные у тебя вопросы, – подозрительно сказала она. – Кто-то из родни его взял, наверное. Или убежал он. Не помню… Такие вопросы лучше посторонним не задавать. Я-то тебя пойму, а вот другие… Подумают, что у тебя кукшечка поехала. То Тацита читаешь, то каким-то котом интересуешься…

Паша не мог сказать, что его интересует все странное и необычное. Что было, например, с людьми, которые поженились? Ну вот и стали они жить-поживать и добра наживать… А дальше? Все так добро и копили? Скучновато будет…

– Как тебе этот тип? Художник, что он делал в такую рань?

– Приехал, чтобы встретиться с кем-то.

– А этот кто-то взял и убил его… Так получается?

– Похоже – да.

– Один из звонков – Рогову, что он хотел сказать? Предупредить?

– Мог и шантажировать?

– Тоже версия. И не хуже других.

– Еще пропавшая Шифман.

– Что-то слишком много художников.

– Кажется, был такой детектив. «Слишком много сыщиков». Рассказ с участием Ниро Вульфа. Читал когда-то в детстве.

– Надо же, помнишь!

– Да… помню… – У Паши перед глазами встал этот растрепанный томик, пахнувший книжной пылью… Как интересно было читать и перелистывать страницы в надежде поскорее узнать, кто же преступник. – Шифман писала картины, копируя Марию Башкирцеву.

– Ты мне рассказывал. Несчастная молодая художница, умершая от чахотки. Жила в основном в Европе.