Читать книгу "Полночная библиотека - Мэтт Хейг"

– Вдруг в лесу больше двух пересекающихся тропинок? Вдруг там больше тропинок, чем деревьев? Вдруг возможностям выбора нет числа? Что бы тогда сделал Роберт Фрост?

Она вспомнила, как на первом курсе изучала Аристотеля. И ее слегка огорчила его идея, что совершенство никогда не бывает случайным. Совершенные результаты – это итог «мудрого выбора из многих альтернатив»[91]. И вот она оказалась в привилегированной позиции и могла испробовать множество альтернатив. Это был короткий путь к мудрости и, возможно, короткий путь к счастью. Она теперь рассматривала это не как бремя, а как дар, который надо ценить.

– Взгляни на эту шахматную доску, которую мы поставили на место, – сказала миссис Элм мягко. – Взгляни, как упорядоченно, безопасно и мирно на ней сейчас, до начала игры. Это прекрасно. Но и скучно. Это мертво. И все же в то мгновение, когда ты делаешь ход на доске, все меняется. Все обращается в хаос. И этот хаос нарастает с каждым новым ходом.

Она уселась за столик напротив миссис Элм. Взглянула на доску и пошла пешкой на две клетки вперед.

Миссис Элм повторила ее ход со своей стороны доски.

– Это несложная игра, – сообщила она Норе. – Но ей трудно овладеть. Каждый твой ход открывает новый мир возможностей.

Нора пошла конем. Они играли так какое-то время.

Миссис Элм комментировала:

– В начале игры нет никаких вариаций. Есть только один способ расставить фигуры. Есть девять миллионов вариаций после первых шести ходов. А после восьми ходов двести восемьдесят восемь миллиардов разных позиций. И эти возможности продолжают расти. Возможных вариантов игры в шахматы больше, чем атомов в наблюдаемой вселенной. Так что все становится очень запутанно. Не существует правильного способа игры – их слишком много. В жизни, как и в шахматах, возможность – это основа всего. Каждой надежды, мечты, сожаления, мгновения жизни.

В итоге Нора победила. У нее закралось подозрение, что миссис Элм позволила ей победить, но все же она почувствовала себя немного лучше.

– Ладушки-оладушки, – объявила миссис Элм. – А теперь пора выбрать книгу, полагаю. Что скажешь?

Нора окинула взглядом полки. Если бы у них были чуть более точные названия. Если бы только на одной было написано: «Идеальная жизнь прямо перед тобой».

Ее первым порывом было проигнорировать вопрос миссис Элм. Но там, где книги, всегда есть искушение их открыть. И она поняла, что с жизнями происходит то же самое.

Миссис Элм повторила то, что уже говорила раньше.

– Не стоит недооценивать важность мелочей.

Как оказалось, информация была полезной.

– Я хочу, – ответила она, – тихую жизнь. Жизнь, в которой я работаю с животными. Где я выбрала работу в приюте – там, где я проходила школьную практику, а не в «Теории струн». Да. Дайте мне, пожалуйста, ее.

Тихая жизнь

Оказалось, что в это существование довольно просто проскользнуть.

Сон в этой жизни был крепким, она не просыпалась, пока в без четверти восемь не зазвонил будильник. Доехала на работу в потрепанном старом Hyundai, пропахшем собаками и печеньем, усыпанном крошками, миновала больницу и спортивный центр, остановилась на маленькой парковке возле современного одноэтажного здания приюта из серого кирпича.

Провела утро за кормежкой и выгулом собак. В эту жизнь оказалось довольно просто влиться, отчасти потому, что ее встретила радушная, простая женщина с вьющимися каштановыми волосами и йоркширским акцентом. Женщина, Полин, попросила ее начать именно в собачьем приюте, а не в кошачьем, так что у Норы нашлось законное оправдание своему растерянному виду и вопросам о том, что делать. А проблема с именами людей решалась просто – у всех работников были бейджи.

Нора прогулялась с бульмастифом, новоприбывшей собакой, вокруг поля за приютом. Полин сообщила, что с животным ужасно обращался владелец. Показала несколько круглых шрамов.

– Прижигал сигаретами.

Нора хотела бы жить в мире, где вовсе не существовало жестокости, но единственными доступными мирами были те, в которых жили люди. Бульмастифа звали Салли. Она боялась всего. Своей тени. Кустов. Других собак. Нориных ног. Травы. Воздуха. Хотя ей явно понравилась Нора, и она даже согласилась на почесывание живота (недолгое).

Позже Нора помогла чистить маленькие собачьи домики. Она предположила, что они зовутся домиками, потому что это звучит лучше, чем клетки. Дизель – трехлапая немецкая овчарка – явно жил там долго. Нора играла с ним в мяч, замечая, что у него хорошие рефлексы, он ловил игрушку почти всегда. Ей нравилась эта жизнь, или, точнее, ей нравилась версия себя в ней. Ей становилось понятно, что она за человек, по тому, как с ней общались другие. Ей нравилось быть хорошей – это успокаивало.

И ее разум был тут иным. В этой жизни она думала больше, но мысли были тихими.

«Сострадание – основа всей морали»[92], – писал философ Артур Шопенгауэр в один из своих спокойных периодов. Может, такой и была сама основа жизни.

В приюте работал один мужчина, Дилан, ему легко удавалось найти подход к любой собаке. Он был примерно ее возраста, а может, моложе. У него был добрый, тихий, печальный взгляд. Его длинные, как у серфингиста, золотистые волосы напоминали шерсть ретривера. Он подошел к Норе за обедом и сел рядом с ней на скамейку с видом на поле.

– Что у тебя сегодня? – спросил он по-доброму, кивнув на Норин ланч-бокс.

Она честно не знала: обнаружила, что он приготовлен для нее, когда открыла утром увешанный магнитиками и календариками холодильник. Открыла крышку и увидела сэндвич с сыром и Marmite[93] и пакетик чипсов с солью и уксусом. Небо потемнело, подул ветер.

– Вот черт, – сказала Нора. – Будет дождь.

– Возможно, но собаки все еще в клетках.

– Не поняла?

– Собаки чуют приближающийся дождь, и часто убегают внутрь, если понимают, что вот-вот польет. Правда, здорово? Что они могут предсказывать будущее своим нюхом?

– Да, – ответила Нора. – Очень круто.

Нора укусила свой сэндвич с сыром. И тут Дилан обнял ее за плечи.

Нора подпрыгнула.

– Какого черта? – воскликнула она.