Читать книгу "Волк и семеро козлов - Владимир Колычев"

Сегодня дежурила Анна Михайловна, старый, но опытный врач. В тюрьме она работала давно, и ей не нужно было объяснять, как сшивать вены.

– Как же вы уже достали, идиоты! – приговаривала она, орудуя инструментом.

Ролан видел, как трясется ее жирный, с редкими курчавыми волосами подбородок.

– Ну, резали бы вдоль, на всю глубину, чтобы наверняка! Чтобы уже не зашить! Так нет, что-то доказать пытаются! Демарши у них!.. Слышишь, в следующий раз вдоль режь, чтобы я сшить не могла. А то мучайся потом с тобой!

Она сшила вены, наложила повязку и направила Ролана в общую палату, из которой при всем желании нельзя было попасть в последний блок, где находился потайной люкс.

– А мне в душ сходить, грязный я весь…

– В палате унитаз, там помоешься, – грубо отрезала женщина.

В палате было тепло, тихо, но воняло так, что хоть нос затыкай. Наверное, на обед давали гороховый суп высокой концентрации, и ни один больной от него не отказался. Контролер закрыл за Роланом дверь, лишив его возможности добраться до жертвы.

А утром, когда он отправился на перевязку, в процедурной его ждала Изольда. Она смотрела на него с насмешкой отвергнутой, а потому и оскорбленной женщины.

– Что, несчастная любовь? – съязвила она.

– К кому? – мрачно посмотрел на нее Ролан. – Может, подскажешь?

– Не подскажешь, а подскажете, – поправила его женщина. – Мишель еще здесь, хочешь к нему?

– Только о нем и мечтаю… С кем он сейчас? С этим лысым пидором?

– Ревнуешь?

– Нет, просто пидоров не люблю.

– А вены чего вскрыл?

– Новость плохую получил.

– От Мишеля?

– Да плевать я хотел на твоего Мишеля!.. Жена у меня была, убили ее. Ну, не совсем жена, но нет ее больше…

Изольда долго молчала, переваривая услышанное. И наконец спросила:

– А Мишель?

– При чем здесь Мишель? – чуть не заорал на нее Ролан. – Чихать я хотел на него!

– Но я помню, как ты радовался…

– Я не радовался. Я тебя обманывал. Ты мне очень нравишься, но я не мог с тобой. Хотел, но не мог. Я не мог ей изменить…

– А разве я давала повод, чтобы со мной…

– Ну, мне показалось…

– Тебе показалось, и ты решил стать геем, чтобы мне тоже показалось, так?

– Не собирался я становиться геем. Тот, кто пользуется петухом, сам петухом не становится. Если не злоупотреблять… Но я никогда ими не пользовался. Терпеть ненавижу, – скривился от омерзения Ролан. – А этот – пользуется… Ну, которого я чуть не придушил… Натан его, кажется, зовут…

– Да, Натан.

– Я знаю, его палата рядом с нашей была. Только там двери нет. Верней, дверь есть, но за ширмой. Зачем такая секретность?

– Ты в этом уверен, что там ширма? – настороженно посмотрела на него Изольда.

– Уверен. А что? Скажешь, что там ничего нет?

– Скажу, что там никого нет… Перевели его.

– Кого, Натана? Куда?

– В общую камеру. А тебе не все равно?

– Да пусть его хоть к смертникам переводят, мне какое дело… Мне до тебя дело есть. Хорошая ты женщина. Очень хорошая…

Ролан сыпал комплиментами из шкурных интересов. Изольда не должна догадаться, что он охотится на Корчакова. Она должна поверить, что ему все равно, где сейчас находится этот гад. Поэтому и пустил пыль в глаза. А до этой сволочи он доберется…

В санчасти он провел четыре дня, а потом его вызвал к себе начальник тюрьмы. Надзиратель открыл дверь в приемную, Ролан оторвался от стены, лицом к которой стоял, и через порог увидел человека, который тоже ждал приема.

Его тряхнуло изнутри, когда он узнал арестанта. Это был Корчаков. Широкая лысина, жесткий взгляд. Он сидел на диване, но это не помешало ему глянуть на Ролана сверху вниз. С пренебрежением глянуть. Он не узнал Ролана – по крайней мере, лицо никаких эмоций не выдавало. Точно, это был Корчаков, а не Бабанов.

Рядом с Корчаковым, у самой двери, стоял конвоир, рослый, жилистый, с корявым лицом и грубыми манерами.

– В «стакан» его давай! – сказал он своему коллеге, который привел Ролана.

Конвоир захлопнул дверь и тем самым лишил Тихонова возможности напасть на Корчакова.

– Лицом к стене!

Но если бы даже дверь не закрылась, Ролан не сумел бы одолеть своего врага. Он мог вцепиться ему в глотку, но вряд ли успел бы сломать тому кадык. Конвоиры умеют выключать сознание своими дубинками, Ролан уже не раз в том убеждался.

Конвойный запер его в специальной камере размером метр на метр, где можно было только стоять. Такие «стаканы» создавались для того, чтобы арестанты не встречались друг с другом на пути следования по тюремным коридорам. И еще в них можно было запирать заключенных, чтобы они дожидались аудиенции у начальства, а в изоляторах – встречи со следователями или адвокатами.

В этом отстойнике Ролан провел не меньше часа, прежде чем Храпов позвал его к себе. Корчакова в приемной уже не было, и в кабинете начальника тоже. Видно, в камеру отправили. Но главное, что план Ролана сработал и его вернули в тюрьму.

– Везет тебе, Тихонов, – с насмешкой сказал Храпов. – Еще и месяца не прошло, как ты здесь, а у меня в кабинете уже во второй раз.

– Так я к вам и не напрашивался, – буркнул Ролан.

– А вены себе зачем вскрыл?

– А достало все. Семнадцать лет я здесь не выдержу.

– А условно-досрочное?

– Шутите? После того как я на этого пидора наехал, мне УДО не светит. – Ролан кивком головы показал на дверь, за которой в приемной совсем недавно сидел Корчаков.

– На кого ты наехал?

– Да на этого, что у вас был… Ну, я в приемной его видел. Натан его зовут… Тьфу, вспоминать тошно!

– Чего так?

– Лежу себе спокойно, никого не трогаю, заходит этот и давай Мишеля клеить. Ты такой сладкий, ты такой вкусный… Противно слушать. Ну, и я не сдержался.

– А у меня немного другая информация. Ты собирался торговать этим Мишелем, хотел, чтобы Натан тебе заплатил за него…

– Врет он всё.

– Может, врет, а может, и нет.

– Да, но за мной косяк. В смысле, залет. Ну, штрафные очки… Думаете, мне это нравится? Жизнь хотел с чистого листа начать…

– Потому и бригадира своего избил.

– Так он первый начал. Вы меня тогда к себе вызвали, а он мне – где ты шлялся, все такое… А потом лента сломалась, и еще у Ван-Вовыча сердце отказало. Короче, план медным тазом накрылся. Я-то в этом не виноват, а бригадир на мне оторвался. Ну, я не выдержал…