Читать книгу "Бездна между нами - Тахира Мафи"

– Слушай, а что конкретно надо сделать, чтобы заполучить семьдесят две девственницы?

– Эй, а тебе разве религия позволяет встречаться с белым парнем?

– Ты, часом, Саддаму Хусейну не родня?

– Какого черта ты вообще в Америке делаешь? Ты ж нашу страну ненавидишь!

Я огрызалась, но без особого успеха. Все было как в игре «Прогони крота» – только стукнешь молотком по одной кротовьей голове, как рядом высовывается из норы другая.

Однажды Оушен не выдержал – сбежал с тренировки. Тренер и его, и остальных игроков просто замучил – никогда еще они по столько времени не проводили в спортзале. Оушен не сомневался: его хотят вымотать, чтобы на меня сил не осталось. Разумеется, от прогула следовало ожидать последствий, однако я отмела самую мысль о них. Я очень хотела побыть с Оушеном наедине, поговорить, глядя ему в лицо, и убедиться, что он пусть худо-бедно, а справляется с ситуацией.

Мы засели в его машине, на стоянке перед блинной.

Оушен прижался затылком к оконному стеклу, прикрыл глаза и стал излагать последние события. Тренер Харт, говорил Оушен, убеждает замять идиотскую историю, это, мол, легче легкого. Школьная администрация официально подтвердит, что письмо о пособничестве терроризму – фейк, и все, дело сделано.

Оушен скривился.

Почему – я не поняла. Идея насчет официального опровержения его террористических пристрастий, по-моему, была совсем не плоха.

– Ну и чего же ты медлишь? Действительно, все просто, – сказала я.

Оушен невесело рассмеялся. Поднял взгляд.

– Опровержение будет иметь силу, только если мы с тобой перестанем видеться. Совсем.

Меня словно под дых ударили:

– Вот как!

Тренер Харт сказал, что Оушену не следует со мной связываться. Про нас и так ходили слухи, а совместное фото, прицепленное к письму, стало последней каплей. Дело приняло политическую окраску. Пусть Оушен, если не верит, пробежится по заголовкам газетных статей, посмотрит новости по телевизору – все идет к тому, что Америка объявит войну Ираку. Нет, конечно, в СМИ всегда нагнетают, с этим не поспоришь, но в последнее время нагнетают как ненормальные. Значит, причина таки есть. Люди – на грани. Любая малость грозит бурей. Он, тренер Харт, пожалуй, сумеет доказать, что Оушен стал жертвой фотошопа. Но пусть Оушен задумается: а прокатит ли такая версия, если свидания с девушкой в хиджабе продолжатся? А то ведь нетрудно и новое фото сделать, верно?

У меня вырвалось:

– Ох.

Оушен, совершенно измочаленный, запустил пальцы в волосы.

– Значит, ты… – Я едва дышала. – В смысле, если ты… на такое пойдешь… я… все пойму…

– Черта с два! Я на такое не пойду! Это они все у меня пойдут… сама знаешь куда!

– Но…

Оушен продолжал мотать головой.

– Ни за что от тебя не откажусь. И хватит об этом. А Харта я уже послал.

С минуту я только глаза таращила, не в силах говорить. Гнев и боль за Оушена, за нас с Оушеном, нахлынули и совпали с приступом безудержной радости. Я растерялась: какой из эмоций отдаться как волне, которая вынесет меня на твердый берег, а не утащит в пучину? Мало ли, что мне хочется быть с Оушеном! Мое желание еще ничего не гарантирует.

Наверное, эти мысли отразились у меня на лице. Оушен подался ко мне, взял мои руки в свои.

– Это же ерунда, Ширин! Подумаешь, шум подняли! Пошумят и перестанут. Нам-то что до всяких отмороженных? Для меня все остается по-прежнему.

Я не сумела встретиться с ним взглядом.

– Ширин, – заговорил Оушен. В голосе сквозила мольба. – Мне на всех плевать. Хотят из команды меня выгнать – пускай выгоняют. Может, так даже лучше будет. Пропади он пропадом, этот баскетбол.

– Я с тобой, – прошептала я.

Констатировала факт: я Оушену жизнь испортила.

Может, ему и было на всех плевать.

А мне – нет.

Негатив увеличивался в объеме как снежный ком, и прикидываться, будто мне не страшно, я уже не могла. Я боялась, что Оушен станет изгоем. Беспокоилась за его перспективы, за его будущее. Заметила ему: отчисление из команды лишит его шансов на стипендию. Оушен усмехнулся. Сказал: расслабься, у матери на мое обучение давно отложена кругленькая сумма.

Но расслабиться не получалось.

Тревога так и грызла.

Я качала головой, уставившись на собственные ладони, и тут Оушен погладил меня по щеке. Я подняла взгляд. Увидела страдание в его глазах.

– Ты, главное, от меня не отказывайся, ладно? Я буду с тобой всегда.

Этой клятвой Оушен окончательно парализовал мою волю.

Что делать, я не представляла. Интуиция говорила: исчезни из его жизни. Отпусти его. Даже Навид заявил, что дело зашло слишком далеко, что надо порвать с Оушеном, если еще не поздно.

А назавтра меня отловил тренер Харт.

Конечно, нельзя было оставаться с ним наедине. Но он схватил меня за локоть прямо в школьной толпе, выдал: «На пару слов» – так, чтобы все слышали, – и повлек в комнатку при спортзале, уверяя, что намерен всего-навсего «обсудить ситуацию как старший товарищ». Когда же дверь за нами закрылась, Харт перестал сдерживать эмоции. Проще говоря, заорал.

Я гроблю будущее Оушена. Откуда меня черти в их замечательный город принесли? Только я появилась – повалили проблемы. Он, Харт, с самого начала подозревал, что именно я настраиваю Оушена бросить баскетбол. Я испоганила жизнь целого муниципалитета – это что, не очевидно? Очевидно! Ученики и их родители себя не помнят от тревоги, матчи отложены на неопределенный срок. На кону репутация всей команды. А город всегда славился сплоченностью, тут сплошные патриоты – так на кой я порчу имидж? Я специально выбрала в жертву самого лучшего баскетболиста, по принципу «гадить так уж гадить»?! Или вышло наобум, потому что в тех диких краях, откуда я родом, о баскетболе, о его значимости для таких вот сплоченных патриотичных американских городков и не слышали?!

Я не стала говорить, что родилась в Калифорнии, впрочем, Харт все равно не дал бы мне и слова вставить. Под занавес распорядился: отвали от Оушена, пока в его жизни хоть что-то хорошее неизмаранным осталось.

– Слышишь? Кончай с этим. Немедленно!

Очень хотелось послать его ко всем чертям. Но я не рискнула. Тренер Харт напугал меня. Впервые я была в запертой комнате наедине со взрослым мужчиной, притом охваченным яростью. Кто его знает, как бы он отреагировал на мое «А не пошли бы вы, мистер Харт»? И на кого мне, в случае чего, было бы пенять, если не на себя?

Однако имелась у этой, гм, воспитательной беседы и положительная сторона. Тренер Харт себя выдал. Оказался законченным уродом. Чем громче и злее он вопил, тем непреклоннее я становилась. Хотите угрозами подтолкнуть меня к столь важному решению? А фиг вам! Будут мне всякие манипуляторы указывать! Не отступлюсь от Оушена. Не струшу. И жестокость не проявлю, которая в заданных обстоятельствах еще хуже трусости.