Читать книгу "Полуночница - Александра Елисеева"

— А, Уна! — сделал вид, словно только что признал меня, Брод. От былого весельчака ничего не осталось. Голос стал бесстрастным. — Приятно видеть тебя снова, — соврал он.

Он не представил мне свою подругу и явно спешил побыстрее избавиться от моего общества, но я его намерений не разделяла. Я чувствовала себя ищейкой, напавшей на след.

Чутьё вело меня верно. Я потеряла всякое желание уйти, когда заметила на пальце мужчины золотой ободок кольца, а на руке его спутницы — ровно такой же, но щедро обсыпанный каменной крошкой. Одежда знакомого, как и его девушки, выглядела дорогой. Они явно пришли сюда не за самыми дешёвыми товарами, как я.

Я прищурилась. Подметила, как мужчина нервно сглотнул, сутулясь и отступая. На скулах заходили желваки, выдавая волнение. Но во взгляде читался вызов. Он воровато щурился и жался, готовый, что я немедля нападу. Только я держалась уверенно и ровно. Даже несколько успокоилась, когда поняла причину резко вспыхнувшей ко мне неприязни.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Разумеется, помощник целителя не мог позволить себе такие дорогие украшения. Даже, если те покупались для обручения. С сочувствием взглянув на девушку, я отозвала Брода в сторону. «Пусть произошедшее останется между нами, — с горечью подумала я. — Она не виновата. Будет свадебным подарком».

— Как это понимать? — прошипела я.

— Не знаю, о чём ты, — невозмутимо произнёс он, но я заметила, как забегали его глаза.

Я подошла ближе. Мужчина сильнее прижался к стене. На его лбу выступила испарина. Пот засеребрился каплями, стекая, по вискам. Выглядел помощник целителя до смешного жалко и в один миг вдруг стал походить на несуразное насекомое. Он напрягся и, как кузнечик, затаился, чтобы в следующую секунду трусливо отскочить в сторону. Брод запоздало спрятал руку, отведя её за спину.

Внезапно я разозлилась. Глаза метали молнии.

— Я обвиняла твою сестру, в то время как ты, утешавший и развлекавший меня в доме лекаря, обманул и подставил. Это ты, а не она, украл те часы.

Он резко побледнел, но затем неожиданно расслабился, уверившись в собственных силах, и не стал отпираться:

— Какая разница? Ты всё равно бы ушла. Днём раньше, днём позже. А я нуждался в деньгах. Изин… из состоятельной семьи. Я ей не пара… Был. Отец обещал мне её руку на определённых условиях. А тут эти часы… Всё удачно сложилось. Почему бы и нет? Считай, что ты помогла другу. А на Нору всё равно никто не подумал. Честь сестры я не запятнал. Все знают, что она никогда не возьмёт чужого.

Я едва не задохнулась от гнева.

— А моя репутация, значит, тебя не волнует? Ты хоть представляешь, что целитель мог послать своих людей разыскивать меня? Я лишь по счастливой случайности уцелела!

— Да ладно! — совершенно не раскаиваясь, рассмеялся он. — Какие поиски! А если уж и натравил лекарь кого на тебя, так поступила бы привычно. Думаешь, я не слышал, в каком состоянии тебя доставили к целителю? Ублажать несколько человек тебе явно не привыкать. Потаскуха!

И это говорил Брод, успокаивающий меня после услышанных обвинений? Тот, что искренне просил не держать зла на его вспыльчивую сестру и развлекал забавными историями?..

Я задыхалась от обиды и гнева. А дальше случилось неожиданное: сначала я услышала резкий звук, а затем увидела ошалевшие глаза Брода и то, как он прикладывает ладонь к покрасневшей щеке. Своя рука ужасно болела. Пощёчина неприятно жгла кожу.

Мужчина явно не ожидал подобного. Он испуганно посмотрел на меня и резко рванул в сторону. Схватив жену под локоть, Брод поспешно вывел её из лавки, постоянно оглядываясь на ходу, словно опасаясь, что я кинусь следом.

Я устало прислонилась к стене. «Какое право он имеет обвинять меня в том, чего я даже не помню?» — подумала я. Глаза непривычно увлажнились. Особенно обижало, что в доме лекаря Брод лгал мне, притворяясь другом, и уверял, что не поверил слухам. Когда на самом деле…

— Госпожа, с вами всё в порядке? — участливо поинтересовался лавочник. — Ну право слово, если эта шляпка вам не нравится, я могу предложить другую! — невпопад закончил он.

И я взвыла, как раненый зверь.

* * *

Я шла, не разбирая дороги, а когда вернулась в дом Ивара, то сразу направилась в спальню. Там рухнула на кровать и сжалась в комочек. Силы меня оставили. Я тихонько заскулила и зарыдала. Подушка быстро намокла.

Вечером в комнату зашёл хозяин и попытался меня поднять, чтобы продолжить занятия. Но, разумеется, у него ничего не вышло. Ивар умел хорошо объяснять, придумывать необычные решения и обладал уникальным умом, но совершенно не имел понятия, как общаться с людьми.

Особенно, как я выяснила, ему не удавалось вести себя с плачущими женщинами. Он терялся, не способный найти нужных слов, и чувствовал себя скованно, боясь спровоцировать новые слёзы. Поэтому, оценив ситуацию, он взволнованно провёл рукой по волосам, вероятно размышляя, как выйти из положения, которое порядком его пугало, и быстро покинул помещение, бесшумно закрыв за собой дверь.

Оставшись наедине со своими мыслями, я почувствовала себя ужасно. Меня знобило, как в лихорадке. Глаза щипало от слёз. Мокрые дорожки скатывались с лица к груди. Предательство Брода отзывалось болью в душе, но ещё хуже я ощущала себя после его несправедливых слов. Они ранили меня клинками.

«Что же, видимо, судьба у меня написана Треоким на роду, и бегство от госпожи ничего не изменило», — пронеслось в голове. Я уставилась на потолок пустым взглядом. Тело сотрясала дрожь.

Вскоре вернулся Ивар. Я лежала в той же позе, в какой он меня оставил, мучаясь из-за событий, которых не помнила, и обвинений, неизменно следовавших за ними. Произошедшее меня ломало и терзало. Я не могла не думать о случившемся, когда то не желало меня отпускать.

Я дрожала, тряслась от рыданий и не сразу заметила его присутствие. Ивар притащил кружку, в которой по виду плескалось горячее молоко, а затем кинул на постель нечто большое, чёрное и мохнатое, с пушистой шерстью, торчащими острыми ушами, колючими усами и длинным-предлинным хвостом с белым кончиком, в котором я удивлённо узнала подобранного снаружи кота.

Я растерянно моргнула. Даже слёзы на мгновение перестали литься. Изумлению не было предела.