Читать книгу "Ради тебя одной - Иосиф Гольман"

Ефим же, влетев в узкую дырку, несся к противоположному выходу, моля Всевышнего, чтобы все водители в этот миг соблюдали ПДД. Особенно те, кто подъезжал к туннелю со стороны Дмитровки.

Смелым – везет. Он уже увидел впереди свет, к счастью, не от фар встречной машины. «Наше дело правое!» – подумал Ефим, выезжая из мышеловки, которая в любой момент могла захлопнуться. Ну, вроде все. Береславский вытер ладонью вспотевшую лысину и рванул к универсаму.

Альку обнаружил сразу, хотя и не знал ее в лицо. Просто среди толпы снующих покупателей она единственная была без пальто или шубы. Подошел к ней, обнял за плечи и повел к машине.

Он вел «аудюху». Алька тихонько плакала на заднем сиденье. Ефим перебирал в уме варианты, куда ее можно пристроить. Только всплывало имя, как вспоминался Боря Прицкер, почему-то – с разбитой головой.

– Как погиб Борис? – спросил он. – Была стрельба?

– Нет. Они его с порога ударили, по лицу. Я видела из комнаты.

– А тебя они видели?

– Нет. Я сразу отшатнулась.

– Борис упал?

– Да.

– Почему ты решила, что он умер?

– Н-не знаю…

– А ты как сбежала?

– Я спряталась в шкафу.

– И тебя не нашли?

– В шкафу была дверь. В соседнюю квартиру. Я открыла изнутри засов с цепочкой и ушла.

– Повезло, – сказал Ефим.

– Наверное, – сказала Алька и заплакала во весь голос, жалобно, как девчонка.

Ефим остановил машину и, насколько позволяли сиденье и его грузное тело, развернулся к своей пассажирке.

– Кончай реветь, – строго сказал он. – Жива – и радуйся. Кстати, я так и не понял, с чего ты решила, что Борька погиб.

– Они его так ударили! – всхлипнула, но уже потише, Аля.

Ефим набрал номер Бориса.

Через семь томительно долгих длинных гудков трубку сняли.

– Алло, – сказал изменившийся, очень гнусавый и немного шепелявый, но, несомненно, Борькин голос.

– Ты жив, зараза? – заорал Береславский.

– Скорее – да… – подумав, согласился Прицкер.

– А где твои гости?

– Они ушли.

– Слава богу. А что ты так гнусавишь?

– У меня распух нос. И они мне челюсть, похоже, разбили.

– О господи, – пожалел бедолагу Ефим.

– Искусственную, – успокоил Борис.

– Мы тебе все вставим на место, – пообещал Береславский. Уж на это-то Орлов обязательно раскошелится.

– И еще они не любят компьютеры, – хихикнул Борис.

– Ты что, не в себе? – спросил встревоженно Ефим.

– Серьезно. Я шесть раз предложил им сыграть в игры.

– А они?

– Два раза врезали и четыре – обматерили.

– Да ты просто герой Сопротивления! – восхитился Ефим. – Как ты думаешь, они еще вернутся?

– Не-а, – беззаботно ответил Прицкер. – Не вернутся.

– Откуда такая уверенность?

– Ему его начальник велел сваливать. Сказал: «Нечего на мудака время терять». Это он меня имел в виду, – пояснил Боря.

– Я понял, – успокоил его Береславский. – Причем сразу.

Ефим был чертовски рад, что Борька – живой. Но тут у него возник еще вопросик:

– А как ты узнал, что сказал его начальник?

– У меня цифровая телефония, – гордо прошепелявил Прицкер. – Все через компьютер. Я в это время играл, они мне разрешили, чтобы не надоедал. Что мне нужно – записано.

– А тебя подслушать можно? И чтобы ты не заметил?

– Подслушать – можно. Чтобы не заметил – нет. Подслушки сейчас не наблюдается.

– Тогда мы едем к тебе, – внезапно решил Ефим. Самые лучшие ходы те, которых не ожидает противник. Они нас в окно, а мы – в дверь! – Ты чего, не рад? – спросил Ефим.

– Рад, – как-то не очень весело ответил Прицкер. Но Береславскому действительно больше негде было спрятать Альку.

Ефим задумался. Ресурсы у их врагов большие. Через какое-то, скорее всего, относительно небольшое, время его «Ауди» вычислят. Менять машины, как киношные шпионы, он не сможет. По самой прозаической причине – толщина бумажника не позволит. А Альку надо спрятать надежно. И надежнее, чем у Борьки, не будет нигде. Раз сразу не оставили засаду, то уже и не оставят. Их можно понять: девчонка-то сбежала! Какой же смысл в засаде?

Ни один волк не станет искать новую добычу в только что разоренном месте. «Впрочем, эти парни будут пострашней волков… – подумал Ефим, снова выруливая на дорогу. – А Борька все равно будет нам рад».

Он тормознул в трех сотнях метров от дома Прицкера – неподалеку от универсама, в котором подобрал Альку, – одел ее в куртку, постоянно лежавшую в машине, и вынул из бардачка свой бесценный НЗ – бутылку старого доброго дербентского коньяка. Это поможет Борьке сгладить неприятные воспоминания. Да и ему рюмка-другая не повредит.

– Пойдем? – сказал он Альке.

– Пойдем, – безрадостно согласилась она. Конечно, ей было страшно возвращаться туда, откуда три часа назад с большим трудом удалось сбежать. А вот Ефиму как раз полегчало: оказывается, с этими парнями можно бороться. И еще – не все покойники помирают.

17. Вепрев, Прохоров

Москва

Тот же кабинет с неброскими, но очень дорогими дубовыми панелями. Не «под дуб», а просто дуб. Когда ворочают такими деньгами, подделок, как правило, не бывает. Да и стол наверняка стоит многие тысячи.

По его светло-коричневой полированной поверхности безжалостно барабанят толстые пальцы Жабы.

Четкий ритм завораживает Вепрева, и он отводит взгляд. Таким взбешенным своего босса он не видел ни разу.

Напряженное молчание длилось уже минут пять. Когда секретарша его позвала, он, войдя, поздоровался. С тех пор это были единственные слова, сказанные в кабинете.

– Давай хвастайся, – наконец сказал Прохоров.

– Погибшим не хвастаются, – неожиданно для себя самого огрызнулся Вепрев. Удивительно, но Прохоров на тон не отреагировал. Наоборот, даже слегка успокоился. Вепрев понял, что интуитивно ответил правильно. В конце концов, убили его племянника, а не прохоровского.

– Сколько у тебя людей с опытом? – спросил Жаба.

– Неопытных вообще нет. Семнадцать человек. Пять профессионалов. Бригадиры.

– Так в чем же дело? Если мало людей – скажи. Друзей подключим.

– Не надо никого подключать. Никуда они не денутся, – жестко сказал Вепрев. – Просто этого чокнутого ублюдка недооценили.

– Не такой уж он и чокнутый, – спокойно сказал Прохоров. – Спрятался правильно. Опасность унюхал тоже своевременно. Бойца твоего убил. Не жалко родственничка? – улыбаясь, спросил Жаба.