Читать книгу "Сердце мастера - Вера Арье"

На меня он даже не обернулся…

– А хороша ягодка, – тут же осклабился третий погромщик, обдав меня запахом гнилого перегара. – Может, того… на троих расстелим?

– Делом займись! – прикрикнул на него Мухин. – Успеешь еще…

Стальное лезвие его винтовки больно ткнуло меня в спину, подгоняя к выходу. Рубашка тут же пропиталась кровью и прилипла к рассеченной саднящей коже.

Наш сад за это время изменился до неузнаваемости. Везде валялись обломки мебели, летали гусиные перья от разорванных подушек, под ногами чавкала раскисшая после дождя земля вперемешку с осколками стекол. Пахло разлитым керосином и густым человеческим страхом. Возле беседки лежали какие-то вещи, увязанные в содранные с кроватей простыни, и чернел одинокий мужской сапог.

Рядом в неестественной изломанной позе валялась большая тряпичная кукла. Широко распахнутыми неподвижными глазами она смотрела в беззвездное небо. У куклы было кроткое Сонино лицо, а на голой груди, под самым сердцем, распахнул пульсирующий зев кровавый цветок…

– Товарищ Мухин! – окликнул кто-то усатого сквозь высаженное стекло гостиной. – Исподнее с мертвой бабы снять?

– Сворачивайтесь там! На все про все – пять минут!

Вдруг в доме грохнули выстрелы, вслед за ними раздалась забористая мужицкая брань. Мухин сорвался с места и метнулся внутрь. Не разбирая пути, я бросилась к кусту жимолости, за которым скрывалась наша с Соней потайная калитка.

Над окропленной алыми маками степью восходило дрожащее солнце. Я неслась, задыхаясь, по этому щедрому цветущему полю в сторону моря, пока не споткнулась обо что-то мягкое и не полетела кубарем вперед…

Отерев грязь с лица, огляделась и обмерла.

Слева и справа, сквозь высокую траву проступали курганы изуродованных тел. Изрешеченные пулями, изрубленные шашками, исколотые штыками – полураздетые мужчины, женщины, дети…

А сзади, на окраине поселка, в багряных языках огня стояло дьявольское войско. От конницы отделились несколько всадников и поскакали по степи, добивая точными ударами тех, кто еще стонал и шевелился. Я лежала на земле ничком, привалившись к какой-то растрепанной, уже коченеющей старухе с чудовищным месивом вместо лица, и прислушивалась к приближающемуся гулу копыт. Обдав духом едкого конского пота, красный всадник пронесся мимо: в эту секунду я и сама поверила, что мертва…[38]»

Габи отложила рукопись.

– Все, больше не осилю, – вид у нее был обескураженный. – Дальше рассказывай сама…

– А дальше все объяснимо: через девять месяцев родился Яков. Розентали, спасая репутацию несовершеннолетней Доры, отдали его на воспитание своей старшей замужней дочери, пообещав, что как только они обустроятся во Франции, Дора сможет ребенка забрать.

– Погоди-ка… Выходит, Ной Волошин…

– Ее внук и прямой наследник. Я с самого начала чувствовала: что-то здесь нечисто. Но он, как паук, опутал меня сетями своей душещипательной семейной истории, а потом еще и припугнул. Думаю, он не столько на меня в этом деле полагался, сколько на Родиона: надеялся, что тот станет мне помогать, и все срастется.

– А вот здесь он просчитался, – Габи сверкнула удовлетворенной улыбкой. – Ты справилась с этим сама и утерла нос им обоим! И как теперь планируешь поступить?

– Как? Отдать Волошину дневники.

– Ты очумела, Илиади? Сделаешь этому интригану такой подарок?

– Нет. Мы с ним совершим взаимовыгодный обмен.

– Оливия, – Габи, кажется, впервые назвала ее по имени, – что ты там такое затеяла?..

Оливия ответила молчанием: эпизод с компроматом, обещанным в обмен на эту тетрадь, она предпочла от подруги утаить.

Собирая вещи, разбросанные по траве, Оливия нетерпеливо поглядывала на часы: ей так хотелось попасть поскорее домой после изматывающей и долгой поездки…

XXVIII

Обмен

Открыв дверь своим ключом, Оливия тут же увидела широкую спину Саломеи: стоя перед висящей в прихожей картиной, та чистила золоченый багет старой зубной щеткой, что-то экспрессивно напевая.

– Здравствуйте, Саломея. Давно не виделись – все в какой-то беготне да разъездах!

Оливия скинула кроссовки и прислушалась – похоже, Родиона дома не было.

Саломея отложила щетку и, вытащив из уха пластиковую запятую, из которой доносился дробный французский рэп, принялась делиться новостями: в эти выходные ограбили квартиру на втором этаже, а соседи сверху приобрели пианино и дают теперь всему дому бесплатные концерты…

– Спасу от этих до-ми-солей нет! Но Ларри мне наушники подарил беспроводные, так у меня теперь свой аккомпанемент, – и Саломея принялась было вновь скрести багет, но вдруг встрепенулась:

– А, совсем забыла: месье Лаврофф сегодня на телевидении! У них там запись новой программы. Он вам пытался дозвониться… Сказал, вернется поздно.

Оливия взглянула на телефон: пять пропущенных звонков и два сообщения – она отключила звуковой сигнал на время лекции и совсем об этом забыла.

«Иви, любимая, убегаю на съемку. Намерен сегодня обсуждать название с программным директором: их «Анатомия разоблачений» – это просто пародия… До вечера!»

Но вечером увидеться не удалось. Приняв горячую ванну, натянув рубашку и толстые носки, Оливия прилегла с книгой на постель, да так и заснула. Как вернулся домой Родион, она не слышала.

Будить ее он не стал – просто присел на край кровати, всматриваясь в ее лицо: беззащитный излом брови, пульсирующую тень в височной ямке, спутанную прядь волос, по-детски торчащую из-за маленького округлого уха…

Сквозь назойливый городской шум – шелест шин, автомобильные гудки, стук каблуков по тротуару, всплески смеха – он отчетливо улавливал ритм ее дыхания. И понимал, что в этом слабом умиротворяющем звуке сосредоточена вся его жизнь…

Утро следующего дня было суетливым: в девять часов начинался семинар, и Оливия, не приготовившая с вечера необходимых книг и тетрадей, еле успела собраться. Кое-как натянув широкие брюки и асимметричную белую рубашку, она выскочила из дома, горько сожалея, что не успела даже выпить кофе – голова напоминала огненный пульсирующий шар, будто и не было этих двенадцати часов живительного сна…

Зато автобус не подвел: он подошел к остановке практически сразу, распахнув с астматическим присвистом прозрачные двери. Заняв место «на колесе», она сунула руку в сумку, чтобы еще раз себя проверить – к счастью, дневник Доры был на месте.

Сегодня у нее была назначена долгожданная встреча с Волошиным.

Камерный музей, где он должен был ее дожидаться, находился в западной части сада Тюильри. Когда-то здесь размещалась королевская оранжерея, а теперь все здание занимала картинная галерея.